Джон Рональд Руэл Толкин (ок. 1951 г.), под редакцией Кристофера Толкина. "Неоконченные Сказания", часть первая, текст I. Перевод Юлиана Эльфвинэ. Цифры в квадратных скобках означают примечания Кристофера Толкина, приведенные в конце текста. Цифры в фигурных скобках - примечания переводчика, также приведенные в конце текста. Ссылки на номера страниц соответствуют английскому изданию "Unfinished Tales".
Исходные тексты (RTF-файлы в ZIP-архивах):
Предисловие Кристофера Толкина.
Мой отец не раз говорил, что "Падение Гондолина" - это первый из записанных рассказов о Первой Эпохе, и что нет никаких оснований забывать об этом. В письме от 1964 года он упомянул, что написал его "'из головы' во время отпуска по болезни из армии в 1917 году"; в других местах он датировал его 1916 или 1916-17 годами. В письме ко мне, написанном в 1944 году, он говорил: "Я начинал писать ["Сильмариллион"] в армейских бараках, переполненных, заполненных шумом граммофонов": и в самом деле, некоторые строки стиха, в котором появляются Семь Названий Гондолина, нацарапаны на обратной стороне листка, определяющего "порядок ответственности в батальоне". Самая ранняя рукопись все еще существует, представляя собой две небольшие школьные тетради; она была наскоро написана карандашом и затем, по большей части, переписана поверх карандаша чернилами, и очень сильно исправлена. На основе этого текста моя мать, видимо, в 1917 году, написала чистовой вариант, но он, в свою очередь, был в дальнейшем существенно исправлен; когда - я не могу определить, но вероятно в 1919-20 годах, когда мой отец был в Оксфорде среди составителей Словаря {1}, который до сих пор не закончен {2}. Весной 1920 года его пригласили прочитать статью для Клуба Эссеистов его колледжа (Эксетер), и он прочитал "Падение Гондолина". Сохранились заметки относительно того, что он намеревался сказать посредством представления своего "эссе". В них он извиняется за то, что не имел возможности написать критическую статью, и продолжает так: "Следовательно, я должен прочитать что-то готовое, и поэтому я обратился к этому рассказу. Он, конечно, никогда еще до этого не видел свет... Полный цикл событий в моей воображаемой Эльфинесс возник (вернее, был создан) в моей голове некоторое время назад. Некоторые эпизоды были набросаны на бумаге... Этот рассказ - не лучший из них, но он пока единственный исправленный, и, несмотря на недостаточность этих исправлений, я осмелюсь прочитать его ".
Повесть о Туоре и изгнанниках Гондолина (таково было раннее название текста "Падение Гондолина") оставалась нетронутой на протяжении многих лет. Однако в некоторый момент, вероятно, между 1926 и 1930 гг., мой отец написал краткую версию этой истории, чтобы вставить ее как часть "Сильмариллиона" (это название, кстати, впервые появляется в его письме в "Observer" от 20 февраля 1938 года). Впоследствии для согласования с исправленными концепциями в других частях этой книги она подвергалась изменениям. Гораздо позже он начал работу над полностью переделанной повестью, озаглавленной "О Туоре и падении Гондолина". Вероятнее всего, она была написана в 1951 году, когда "Властелин Колец" был закончен, но вопрос о его публикации оставался открытым. Существенно изменившись и по стилю, и по содержанию, однако сохранив многие существенные моменты истории, написанной в юности, эта повесть раскрыла бы многие подробности той легенды, которая составляет короткую 23-ю главу опубликованного "Сильмариллиона". Однако, к сожалению, по неизвестным причинам она не продвинулась дальше прихода Туора и Воронве к последним вратам и оборвалась на том, что Туор видит Гондолин в долине Тумладен.
Этот текст публикуется здесь. Чтобы избежать путаницы, я изменил его название на "О Туоре и приходе его в Гондолин", так как в нем ничего не говорится относительно падения этого города. Как это всегда бывает с текстами моего отца, существуют некоторые разночтения, а для одного короткого фрагмента (о том, как Туор и Воронве подошли к Сириону и переправились через него) - несколько противоречащих друг другу вариантов, поэтому потребовалось некоторое незначительное редактирование.
Таким образом, примечательно, что единственный законченный текст, который написал мой отец о пребывании Туора в Гондолине, его браке с Идриль Келебриндал, рождении Эарендиля, предательстве Маэглина, разграблении города и спасении беглецов - о событиях, которые были центральным элементом в его представлениях о Первой Эпохе - это повесть, написанная им в юности. Несомненно, однако, что данная (весьма примечательная) повесть не подходит для включения в эту книгу {3}. Она написана в чрезвычайно архаическом стиле, который в то время использовал мой отец, и неизменно содержит в себе концепции, несовместимые с миром "Властелина Колец" и "Сильмариллиона" в его опубликованной форме. Она относится к ранней стадии мифологии, к "Книге Утраченных Сказаний": сама по себе очень существенная работа, крайне интересная для того, кто интересуется происхождением Срединных Земель, однако ее необходимо представлять как часть длинного и сложного исследования, если представлять вообще.
Риан, жена Хуора, жила с людьми Дома Хадора; но когда в Дор-ломин пришла весть о Нирнаэт Арноэдиад (и при том ничего не было слышно о господине ее), она обезумела от горя и блуждала одна в глуши. Там бы она и сгинула, но Серые эльфы пришли ей на помощь. В горах к западу от озера Митрим было поселение этого народа; туда они привели ее, и там она в конце Года Плача родила сына.
И Риан сказала эльфам: "Пусть имя его будет Туор, потому что это имя избрал для него его отец, прежде чем война встала между нами. И я прошу вас воспитывать его, заботиться о нем и скрывать его, ибо я предвижу, что через него придет великое благо для Эльфов и Людей. Но я должна идти искать Хуора, моего господина".
Эльфы пожалели ее, но некий Аннаэль, единственный вернувшийся с Нирнаэт из всех ушедших на нее эльфов того народа, сказал ей: "Увы, леди, теперь известно, что Хуор сражался рядом со своим братом Хурином, и пал, и лежит он, полагаю я, в том огромном холме убитых, который орки воздвигли на поле битвы".
Тогда Риан поднялась и покинула жилище эльфов, и она прошла через земли Митрима и пришла, в конце концов, к Хаудэн-Ндэнгин в пустыне Анфауглит, и там она легла и умерла. Но эльфы позаботились о маленьком сыне Хуора, и Туор вырос среди них. И был он прекрасен лицом (а волосы его были золотыми, как у родичей его отца), и он стал сильным, высоким и доблестным; и, воспитанный эльфами, он обрел мудрость и искусность не меньше той, что была у вождей Эдайн, прежде чем разрушение пришло на Север.
Но года проходили, и жизнь прежнего народа Хитлума - оставшихся эльфов и людей - становилась все тяжелее и опаснее. Ибо, как сказано в ином месте, Моргот нарушил свои обещания истерлингам, служившим ему, и закрыл для них богатые земли Белерианда, которые они желали получить. Он согнал этот злобный народ в Хитлум и приказал им жить там. И хотя истерлинги более не любили Моргота, они продолжали служить ему из страха и ненавидели всех эльфов; остатки же Дома Хадора (в основном стариков, женщин и детей) они презирали и угнетали, и силой брали в жены женщин, и отбирали землю и вещи, детей же превращали в рабов. Орки свободно ходили теперь по землям Хитлума, преследуя оставшихся эльфов вплоть до их горных укрытий; и многих они схватили и превратили в рабов Моргота для работы в шахтах Ангбанда.
Поэтому Аннаэль увел свой немногочисленный народ в пещеры Андрота, и там жили они, будучи постоянно настороже, и жизнь их была тяжелой. Но исполнилось Туору шестнадцать лет, и он стал сильным и способным владеть оружием - топором и луком Серых эльфов - и сердце его загорелось в груди от тех печалей и бед, что постигли его народ. И он захотел пойти и отомстить за них оркам и истерлингам. Но Аннаэль запретил это.
"Далеко отсюда, полагаю я, лежит твоя судьба, Туор сын Хуора, - сказал он. - А эта земля не освободится от тени Моргота, пока сам Тангородрим не будет разрушен. Поэтому мы, наконец, решились покинуть ее и отправиться на юг; и тебе следует идти с нами".
"Но как избежим мы сетей, что расставили наши враги? - спросил Туор. - Ведь если в поход отправятся многие, нас наверняка заметят".
"Мы не пойдем открыто, - ответил Аннаэль, - и если будет нам удача, то мы доберемся до тайного пути, который мы зовем Аннон-ин-Гелид {4}, Врата Нолдор, ибо мастерство этого народа проложило его - давным-давно, в дни Тургона".
Это имя почему-то взволновало Туора, и он спросил Аннаэля про Тургона. "Он сын Финголфина, - ответил Аннаэль, - и теперь, когда Фингон пал, он считается Верховным Королем Нолдор. Ибо он еще жив, и Моргот боится его более всех своих врагов. Тургон отступил и избежал поражения в Нирнаэт, а Хурин из Дор-ломина и Хуор, твой отец, защищали переправы через Сирион позади него.
"Тогда я отправлюсь искать Тургона, - сказал Туор, - ведь он, конечно же, поможет мне ради моего отца?"
"Этого ты не сможешь сделать, - сказал Аннаэль. - Его цитадель скрыта от глаз эльфов и людей, и мы не знаем, где она. Может быть, путь туда ведом кому-нибудь из Нолдор, но они никому об этом не скажут. Однако если ты хочешь с ними поговорить, то отправляйся вместе с нами, как я и предлагал, потому что в гаванях Юга ты можешь повстречать странников из Сокрытого Королевства".
Так и случилось, что эльфы покинули пещеры Андрота, и Туор ушел вместе с ними. Но враги следили за их жильем и вскоре узнали об их походе; и они недалеко ушли по равнине от гор, когда множество орков и истерлингов напали на них. И они были рассеяны и бежали в наступающую ночь. Но сердце Туора горело огнем битвы, и он не пожелал бежать. И хоть он и был еще мальчиком, он владел топором так же хорошо, как некогда его отец, и долго защищался он, и убил многих нападавших; но, в конце концов, враги навалились на него, и он был взят в плен и приведен к истерлингу Лоргану. Этот Лорган теперь был вождем истерлингов и претендовал на то, чтобы править всем Дор-ломином как вассальным владением под рукой Моргота, и он сделал Туора своим рабом. Тяжелой и жестокой тогда была жизнь Туора, ибо Лоргану нравилось обращаться с Туором жестоко - тем более жестоко, что Туор был из рода истинных правителей - и он как мог стремился сломить гордость Дома Хадора. Но Туор проявил мудрость, и он выносил всю боль и все насмешки с настороженным терпением, и временами его участь несколько облегчалась - по крайней мере, он не голодал, как многие из несчастных рабов Лоргана. Ибо он был сильным и умелым... а Лорган хорошо кормил своих вьючных животных, пока те были молоды и могли работать.
Но после трех лет рабства у Туора, наконец, появился шанс бежать - а к тому времени он стал уже почти совсем взрослым, и был он выше и быстрее, чем любой истерлинг. Он был послан вместе с другими рабами на работу в лес, и там он неожиданно напал на стражников и убил их своим топором. Истерлинги устроили на него охоту с собаками, но от того им не было пользы, потому что почти все собаки Лоргана были с ним в дружбе, и даже если бы они догнали Туора, они бы ласкались к нему, виляя хвостами, а потом по его слову убежали бы домой. И так Туор, в конце концов, вернулся в пещеры Андрота и жил там один. И четыре года он, мрачный и одинокий, был изгоем в земле своих отцов; его имени боялись, ибо он часто появлялся в разных местах, и многих истерлингов, встреченных им, он убил. Тогда за его голову была назначена высокая цена; и все же никто не решался проникнуть в его убежище, даже большим отрядом, ибо истерлинги боялись эльфов и избегали пещер, где те когда-то жили. Говорят, впрочем, что Туор отправлялся в походы не с целью мести, но в поисках Врат Нолдор, о которых говорил Аннаэль. Но поиски были напрасны, ибо он не знал, где их искать, а немногие эльфы, что еще скрывались в горах, не слышали о них.
Тогда Туор понял, что хотя судьба пока благосклонна к нему, все же, в конце концов, жизнь изгоя не бывает долгой, и надежды в ней нет. Да и не желал он так жить - диким смертным в горах, где не было для него дома; и сердце призывало его к великим деяниям. В том, как говорят, видна была сила Улмо, ибо тот собирал вести обо всем, что происходило в Белерианде, и любой поток, что струился в Срединных Землях, нес для него вести к Великому Морю - и обратно. И Улмо оставался, как и в давние времена, в дружбе с Кирданом и корабелами в устье Сириона [1]. И в то время внимательнее всего Улмо следил за судьбами Дома Хадора, ибо весьма важны были они для глубоких планов его - а задумал он оказать помощь Изгнанникам в тяжелую минуту - и он хорошо знал о том, каково пришлось Туору, так как Аннаэлю и многим из его народа удалось бежать из Дор-ломина на юг и, в конце концов, добраться до Кирдана.
Так и случилось, что однажды в начале года (двадцать третьего после Нирнаэт) {5} сидел Туор возле ручья, который струился возле входа в пещеру, где он жил, и смотрел на запад, на облачный закат. И вдруг понял он сердцем, что больше не будет ждать, но поднимется и уйдет. "Сейчас я покину эту серую землю своих родичей, которых более нет, - воскликнул он, - и отправлюсь искать свою судьбу. Но куда же мне идти? Я долго искал Врата - и не нашел их".
И затем он взял арфу, которую всегда носил с собой и на струнах которой весьма искусно умел играть, и чист был одинокий голос его среди запустения; и, презрев опасность, он запел эльфийскую песню, песню Севера, зажигающую сердца. И пока он пел, родник у его ног забурлил от воды, что вдруг начала прибывать, и эта вода хлынула через край, и ручей с шумом потек по скалистому склону холма перед ним. И Туор счел это знаком; он поднялся и последовал за потоком. Так спустился он с высоких гор Митрима и вышел на северную равнину Дор-ломина; ручей же становился все больше, и Туор следовал за ним к западу, и через три дня он смог различить на западе длинные гряды гор Эред Ломин, которые в тех местах уходили к северу и к югу, ограждая далекое западное побережье. К этим горам Туор во время своих скитаний еще никогда не подходил.
И вот Туор приблизился к горам, и земля под его ногами снова стала неровной и каменистой, и вскоре она начала подниматься, а ручей потек по дну разлома. Но когда на третий день пути уже сгустился тусклый сумрак, Туор увидел перед собой каменную стену, в которой был проем, подобный огромной арке; ручей втекал в нее и терялся внутри. И тогда Туор пришел в уныние и сказал: "Вот так моя надежда обманула меня! Знак, что увидел я в горах, всего лишь привел меня к темному концу посреди земли моих врагов". И, упав духом, он сидел среди скал на высоком берегу ручья, всматриваясь в ночь, в которой не было ни одного огня; шел только лишь месяц Сулимэ, и никакие признаки весны еще не добрались до этих северных мест, и пронзительный ветер дул с востока.
Но едва восходящее солнце осветило бледным светом туманный Митрим, Туор услышал голоса, и, взглянув вниз, он удивился, ибо увидел двух эльфов, пробиравшихся по мелкому ручью. И как только они поднялись по высеченным на берегу ступеням, Туор поднялся и обратился к ним; и в тот же момент они обнажили свои яркие мечи и шагнули к нему. И Туор увидел, что на них серые плащи, а под плащами - кольчуги, и изумился, потому что свет сиял в их глазах, и от того были они прекраснее и благороднее, чем те эльфы, которых он до того знал. Он встал в полный рост и ждал; но когда эльфы увидели, что он не обнажил оружия, и был один, и приветствовал их на эльфийском наречии, они убрали мечи в ножны и вежливо заговорили с ним. И один из них сказал: "Мы - Гельмир и Арминас из народа Финарфина. А ты не один ли из эдайн древности, что жили в этих землях до Нирнаэт? И в самом деле, полагаю я, что ты из родичей Хадора и Хурина, ибо золото твоих волос говорит о том".
И Туор ответил: "Да, я Туор, сын Хуора, сына Галдора, сына Хадора; но ныне хочу я покинуть эту землю, в которой я лишь изгой, не имеющий родичей".
"Что ж, - сказал Гельмир, - если ты желаешь бежать и найти приют на юге, то ноги твои были направлены по верному пути".
"Так я и думал, - сказал Туор, - ибо я следовал за ручьем, что возник неожиданно в горах, пока тот не потек по этому предательскому руслу. Но он скрылся во тьме, и я не знаю теперь, куда мне идти".
"Через тьму можно придти к свету", - сказал Гельмир.
"И все же любой, если сможет, пойдет под солнцем, - сказал Туор. - Но раз вы из того народа, скажите мне, если можете, где находятся Врата Нолдор? Ибо я долго искал их с тех пор, как Аннаэль, мой приемный отец из Серых эльфов, поведал мне о них".
Тогда эльфы рассмеялись и сказали: "Твой поиск окончен, ведь мы только что прошли через эти Врата. Вот они - перед тобой!" И они указали на арку, в которую текла вода. "Иди же! Сквозь тьму ты выйдешь к свету. Мы покажем тебе дорогу, но долго вести тебя не сможем, ибо мы отправлены назад в оставленные нами земли с неотложным поручением".
"Но не бойся, - сказал Гельмир. Великая судьба начертана на твоем челе, и уведет она тебя далеко от этих мест, да и от самих Срединных Земель - так полагаю я".
Тогда Туор последовал за нолдор вниз по ступеням, и брел в холодной воде, пока они не вошли в полумрак, что был за каменной аркой. И тогда Гельмир достал один из тех светильников, коими славились Нолдор; ибо светильники эти были сделаны в Валиноре в древности, и ни ветер, ни вода не могли погасить их. Будучи незакрытыми, они ярко светились, и ясным был синий свет того пламени, что было заключено в белом кристалле [2]. И в свете того пламени, что Гельмир держал над головой, Туор увидел, что поток тек по гладкому склону вниз, в широкий проход, а рядом с его пробитым в камне руслом вперед и вниз уходила лестница - в непроглядный мрак, до которого не доставал луч лампы.
Они спустились по лестнице и остановились под огромным каменным куполом; поток там с великим шумом низвергался с крутого обрыва вниз - и эхо от того разносилось под сводами - а затем тек под новой аркой и дальше по проходу. Около этого водопада нолдор остановились и попрощались с Туором.
"Теперь мы должны вернуться и поспешить своим путем так быстро, как только сможем, - сказал Гельмир, - ибо весьма опасные вещи творятся в Белерианде".
"В таком случае настанет ли час, когда выйдет Тургон?" - спросил Туор.
С удивлением взглянули на него тогда эльфы, и Арминас сказал: "Это вещи, которые более касаются Нолдор, чем сынов людей. Что знаешь ты о Тургоне?"
"Немногое, - ответил Туор, - лишь то, что мой отец помогал ему отступать из Нирнаэт, а еще то, что в его сокрытой крепости живет надежда Нолдор. Все же, хоть я и не знаю, почему, имя его волнует мне сердце и просится на мои уста. И, если бы то было в моей воле, я бы отправился искать его вместо того, чтобы идти по этому темному и страшному пути; если, конечно, этот тайный путь не ведет к его городу. Может быть, так оно и есть?"
"Как знать, - ответил эльф, - ведь раз город Тургона сокрыт, сокрыты и пути, что ведут туда. Я не знаю их, хотя я их долго искал. Но если бы я их и знал, я бы не открыл их ни тебе, ни любому другому человеку".
Но Гельмир сказал: "И все же слышал я, что твой Дом в чести у Лорда Вод, и если ведет тебя к Тургону его воля, то нет сомнения, что ты достигнешь цели, каким бы ты ни пошел путем. Теперь же следуй той дорогой, на которую тебя привела вода, и оставь страх! Тебе не придется долго идти в темноте. Прощай! И не думай, что встреча наша была случайной, ибо многие вещи в этих землях все еще в воле Обитающего в Глубинах. Анар калува тиэлйанна!" [3]
С этими словами нолдор повернулись и пошли обратно по длинной лестнице. Туор же стоял на месте до тех пор, пока свет их лампы не исчез и он не остался один в темноте, что была непрогляднее ночи; и вокруг него ревел водопад. Тогда, собравшись с духом, он положил левую руку на каменную стену и на ощупь двинулся вперед - сначала медленно, а затем быстрее, ибо он привык к темноте и не обнаружил никаких препятствий на своем пути. И, как показалось ему, шел он весьма и весьма долго, и он устал, но все же не хотел отдыхать в темном проходе; но вот вдали показался свет, и Туор, поспешив туда, попал в глубокую и узкую расселину, а затем, следуя за шумным потоком, что тек между ее склонившимися стенами, он вышел наружу в золотой вечер. Ибо он пришел в глубокое ущелье с отвесными стенами, и оно уходило прямо на Запад; небо было ясное, и заходящее солнце светило в ущелье и зажигало его стены желтым огнем, а воды реки сияли золотом, разбиваясь на мелкие брызги о множество сверкающих камней.
В том таинственном месте Туор шел теперь в великой надежде и восхищении, отыскивая дорогу возле южной стены ущелья по длинной и узкой прибрежной полосе. И когда опустилась ночь, и уже не стало видно реку - лишь мерцание высоких звезд, отраженных в глубине - он остановился на отдых и заснул, ибо он не чувствовал страха рядом с той водой, в которой бежала сила Улмо.
С наступлением дня он не спеша отправился дальше. Солнце всходило позади него и заходило перед ним, и по утрам и вечерам, когда вода пенилась среди валунов или низвергалась стремительными водопадами, над потоком вставала радуга. И потому Туор назвал то ущелье Кирит Нинниах {6}.
Так Туор медленно шел три дня, и он пил холодную воду, а голода не чувствовал, хотя в реке было множество рыб, сверкавших золотом и серебром, или мерцавших разными цветами, подобно радугам над ними. И на четвертый день ущелье стало шире, а его стены - ниже и не столь круты. Но река стала глубокой и бурной, ибо высокие горы тянулись теперь с обеих сторон, и новые потоки стекали с них в Кирит Нинниах мерцающими водопадами. И там Туор долго сидел, смотря на воду и слушая ее нескончаемый голос, пока вновь не пришла ночь, и в узкой полосе неба над его головой не засветились холодным белым светом звезды. Тогда он тронул струны своей арфы и громко запел, и эхо в скалах отразило над шумом воды его песню и прекрасный, волнующий голос арфы, и умножило, и понесло дальше; и песня зазвенела в ночных горах, пока вся земля не наполнилась звучащей под звездами музыкой. Ибо, хоть он и не знал этого, Туор пришел в горы, что отзываются эхом - в Ламмот возле залива Дренгист. Некогда высадился там Феанор, и могучим шумом разнеслись над северными берегами голоса его воинства; и было то еще до восхода Луны. [4]
Тогда удивился Туор и оборвал свою песню, и музыка медленно замерла в горах, и все затихло. И в тишине услышал он в небе над ним странный крик, и не знал он, кто мог бы так кричать. И сказал тогда Туор: "Это голоса духов", - а затем: "Нет, это плачет в глуши какой-то маленький зверек", - а через некоторое время, услышав его снова, он сказал: "Наверняка это крик какой-нибудь не известной мне ночной птицы". Звук тот показался ему печальным, и тем не менее Туор желал слышать его и следовать за ним, ибо он звал его, но куда - неизвестно.
На следующее утро он услышал над головой тот же самый голос, и, взглянув вверх, он увидел, что три большие белые птицы летят вдоль по ущелью, борясь с ветром, дующим с запада им навстречу. Их сильные крылья сияли в свете восходящего солнца, и они громко закричали, пролетая над ним; так впервые увидел он больших чаек, которых столь любили Телери. Тогда Туор встал, чтобы следовать за ними, и, желая лучше заметить, куда они улетели, он поднялся по крутому склону слева от него и остановился, и сильный порыв западного ветра ударил ему в лицо и растрепал волосы. И Туор глубоко вдохнул этот свежий ветер и сказал: "Это радует сердце, словно глоток прохладного вина!" - но не знал он, что это был ветер с Великого Моря.
Туор отправился дальше, и шел он высоко над рекой, и искал чаек; и вскоре стены ущелья снова сблизились, и он подошел к узкому проходу, в котором громко шумела вода. И Туор взглянул вниз и увидел, как показалось ему, великое чудо, ибо бурный прилив стремился вверх по теснине, борясь с течением реки; и волна, коронованная летящими на ветру гребнями пены, поднялась почти до верха ущелья, словно стена. И весь проход затопило водой, и подобен грому был шум катящихся в ней мимо Туора валунов. Так зов морских птиц спас Туора от смерти в поднявшемся приливе; прилив же тот был весьма высок из-за времени года и сильного ветра с моря.
Но ярость странных вод встревожила Туора, и он не пошел дальше вдоль ущелья, но отправился прочь от него на юг, и потому не дошел до длинных берегов залива Дренгист. И он бродил некоторое время по суровой земле, в которой не росло ни одного дерева. Ветер с моря властвовал в том краю, и все, что росло там - трава ли, кустарник - все клонилось к востоку из-за этого западного ветра. И так Туор пришел в земли Невраст, где некогда жил Тургон, и наконец, не ожидая того (ибо вершины утесов, ограждающих те земли, были выше, чем склоны позади них), он вдруг вышел к самому краю Срединных Земель и узрел Великое Море, Безбрежный Белегаэр. В тот час солнце уходило за край мира, и было оно подобно огромному пламени; и Туор стоял один на вершине утеса, раскинув руки, и великая тоска наполнила его сердце. Говорят, что он был первым из людей, достигших Великого Моря, и что никто, исключая лишь Эльдар, не познал глубже ту тоску, которую оно приносит.
Туор прожил в Неврасте много дней, и эта земля нравилась ему, ибо горы ограждали ее с севера и с востока, и море было близко, а потому была она мягче и приветливее, чем равнины Хитлума. И он привык быть один, подобно охотнику в глуши, и у него не было недостатка в пище, ибо весна в Неврасте была в разгаре, и воздух был наполнен шумом птиц - и тех, что во множестве жили на побережье, и тех, которыми изобиловали болота вокруг Линаэвен посреди той земли. Но ни эльфийский, ни человеческий голос не нарушал в те дни одиночество Туора.
И к границам великого озера пришел Туор, но вод того озера он не мог достичь из-за широких болот и непроходимых зарослей тростника, что лежали вокруг. И вскоре он повернул назад и возвратился на побережье, ибо Море притягивало его, и он не желал долго жить там, где не слышен был шум его волн. И в прибрежных землях Туор впервые нашел следы Нолдор древности. Среди высоких обтесанных морем утесов к югу от Дренгиста было множество бухт и укрытых фиордов, и белый песок лежал на их берегах между черными сверкающими камнями. И выходя к таким местам, Туор часто находил извилистые лестницы, пробитые в толще камня, а с берега уходили в воду разрушенные причалы, построенные из больших высеченных из утесов глыб; к тем причалам некогда были пришвартованы эльфийские корабли. В тех землях Туор остался надолго, и он смотрел на вечно меняющееся море; была весна, и было лето, и время тянулось медленно, но в Белерианде сгущалась тьма, и приближалась осень, а с ней - рок Нарготронда.
И, возможно, птицы издалека увидели жестокую зиму, что должна была наступить [5], ибо те из них, что обычно улетали на юг, рано начали собираться в путь; те же, что привыкли жить на севере, покинули свои жилища и прилетели в Невраст. И однажды, когда Туор сидел на берегу, он услыхал шум огромных крыльев, и, взглянув вверх, увидел семь белых лебедей, быстро летевших клином на юг. И когда они оказались над ним, они неожиданно описали круг, и опустились вниз, и с громким всплеском сели на воду.
Туор любил лебедей, которых он встречал на пасмурных озерах Митрима, и кроме этого, лебедь был символом Аннаэля и его народа, воспитавшего Туора. И поэтому Туор поднялся, чтобы приветствовать птиц, и он окликнул их, изумившись тому, что они были больше и горделивее, чем те их сородичи, которых он видел раньше. Но лебеди забили крыльями и резко закричали, словно бы они были разгневаны на него и хотели бы прогнать его с берега. И затем с немалым шумом они вновь взлетели с воды и пролетели над его головой, так, что словно бы порыв свистящего ветра, поднятого их крыльями, дунул на него; и описав широкий круг, они поднялись в вышину и улетели к югу.
И тогда Туор громко вскричал: "Вот и еще один знак того, что я слишком долго медлил!" И он немедленно поднялся на вершину утеса и оттуда увидел лебедей, которые по-прежнему кружили высоко в небе, но как только он направился на юг, намереваясь следовать за ними, они стремительно улетели вдаль.
Семь дней Туор шел по побережью к югу, и каждое утро его будил на рассвете шум крыльев над ним, и каждый раз лебеди улетали, как только он следовал за ними. И пока он шел, высокие утесы стали ниже, и их вершины были укрыты цветущим дерном, а далеко на востоке стали видны леса, и они желтели, ибо год кончался. Но впереди, все ближе и ближе, Туор видел ряд высоких холмов, преграждавших ему путь, и эти холмы тянулись к западу, заканчиваясь высокой горой: словно темная крепость в шлеме из облаков, возносилась она вверх над могучим уступом и над протянувшимся в море длинным зеленым мысом.
Те пасмурные холмы были на самом деле западной грядой Эред Ветрин, северной ограды Белерианда; гора же называлась Тарас, и была она самой западной из всех гор тех земель, и первое, что за многие мили видели моряки, приближаясь к смертным берегам, была ее вершина. Под сенью ее длинных склонов жил некогда в чертогах Винйамара Тургон, и те чертоги были первым, что сотворили Нолдор из камня в землях своего изгнания. И по-прежнему стояли они там, пустынные, но прочные, высоко на больших уступах, обращенных к морю. Годы не поколебали их, и слуги Моргота обошли их стороной, но ветер, дождь и холода изрезали их, а на кладке стен и на высоких крышах густились серо-зеленые растения, которые, обитая на соленом воздухе, процветают даже в трещинах бесплодных камней.
Туор пришел к остаткам забытой дороги и пробрался среди зеленых насыпей и наклонившихся камней, и к концу дня он подошел к старому чертогу; и перед тем чертогом был широкий двор, продуваемый ветром. И не было там даже тени страха или зла, но трепет овладел Туором, когда он подумал о тех, кто жили здесь и ушли отсюда неизвестно куда - о гордом народе из далекой земли за Морем, о народе бессмертном, но обреченном. И он повернулся и взглянул, как часто глядели и их глаза, на море, на сверкающие беспокойные волны, и дальше, покуда хватает взгляда. А затем он повернулся обратно и увидел, что лебеди опустились на самом высоком уступе, и что они замахали крыльями, стоя перед западной дверью чертога; и ему показалось, что они сделали ему знак войти. Тогда Туор поднялся по широкой лестнице, полускрытой под травой и мхом, и, пройдя через массивную дверную арку, он вошел в полумрак дома Тургона и оказался, наконец, в просторном зале с высокими колоннами. И если снаружи тот зал выглядел большим, то изнутри он показался Туору огромным и прекрасным, и Туор, благоговея, не желал будить эхо в его пустоте. Он ничего не увидел внутри, кроме высокого трона, стоявшего на возвышении в восточном конце зала, и он шагнул к нему так осторожно, как только мог, но его шаги по каменным плитам пола прозвучали словно шаги судьбы, и эхо покатилось перед ним по проходам между колоннами.
И Туор остановился в темноте перед троном и увидел, что он был высечен из цельного камня и что на нем были написаны странные знаки. В этот момент заходящее солнце поравнялось с окном, что было почти под самой крышей с западной стороны, и столб света упал на стену перед ним и ярко заблестел на начищенной стали. И Туор в изумлении увидел, что на стене позади трона висит щит, и длинная кольчуга, и шлем, и длинный меч в ножнах. И кольчуга сияла, ибо она была сплетена из нетускнеющего серебра, а в солнечном луче она искрилась золотом. Но щит имел странную для глаз Туора форму, ибо он был длинный и сужался книзу; его поле было синим, а в середине находилась эмблема в виде крыла белого лебедя. Тогда Туор сказал: "По этому знаку я возьму себе это оружие и приму на себя заключенную в нем судьбу, какова бы она ни была", - и голос его прозвучал под сводами зала, словно вызов [6]. И он снял со стены щит и обнаружил, что тот весьма легок и удобен, ибо он был, по-видимому, сделан из дерева, но покрыт металлическими пластинами, прочными, но тонкими, словно фольга; таково было мастерство эльфийских кузнецов, и так был тот щит сохранен и от червей, и от погоды.
Затем Туор облачился в кольчугу, и надел шлем, и опоясался мечом; ножны и пояс были черного цвета, а пряжки - серебряными. И так, вооруженный, он вышел из чертога Тургона и стоял на высоком уступе Тараса, и красный свет заходящего солнца освещал его. И вокруг не было никого, кто мог бы его увидеть; и он смотрел на запад, мерцая серебром и золотом, и не знал, что в тот час он казался одним из Могущественных Запада, и мог бы быть отцом королей Королей Людей за Морем - и в самом деле, такова и была его судьба [7]. Но, взяв то оружие, изменился Туор сын Хуора, и сердце его стало благороднее и возвышеннее. И едва он вышел из дверей, лебеди почтительно склонились перед ним, и каждый из них выдернул из крыла большое перо, и лебеди поднесли их Туору, возложив свои длинные шеи на камень перед его ногами. И Туор взял эти перья и укрепил их на гребне своего шлема, и тотчас же лебеди поднялись и улетели на север в закатном свете, и Туор больше не видел их.
Тогда Туор почувствовал, что ноги влекут его к берегу моря, и он спустился по длинной лестнице к широкой полосе берега, тянувшейся по северной стороне мыса Тарас, и, придя туда, увидел, что солнце опускается в огромное черное облако, поднимающееся от пределов темнеющего моря. Стало холодно, и поднялись волны, и послышался шум, словно от приближающегося шторма. И Туор стоял на берегу - а солнце было словно огонь в дыму грозного неба - и показалось ему, что огромная волна возникла вдалеке и покатилась в сторону земли, но удивление удержало его, и он остался на месте; волна же приближалась к нему, и на ней лежала туманная тень. И, оказавшись рядом с берегом, она неожиданно взвихрилась и рухнула, и длинные струи пены хлынули вперед; но на ее месте, заслонив собой надвигающийся шторм, возникла живая фигура, высокая и могучая
Тогда Туор почтительно поклонился, ибо показалось ему, что он узрел могущественного короля. Высокая корона была на нем, подобная серебру, и из-под нее ниспадали длинные волосы, словно пена, мерцающая в сумраке. И он отбросил назад серую мантию, которая словно туман окружала его, и вот! сверкающим было его облачение, и покрыто броней, словно у огромной рыбы, а поверх была надета длинная темно-зеленая туника, которая вспыхнула и замерцала светом моря, когда он медленно шагнул к земле. И так Обитающий в Глубинах, которого Нолдор звали Улмо, Лорд Вод, явил себя возле Винйамара Туору сыну Хуора из Дома Хадора.
Он не ступил на берег, но, стоя по колено в потемневшем море, обратился к Туору, и таков был свет его глаз и глубокий звук его голоса, который исходил, казалось, от самых основ мира, что Туор устрашился и опустился перед ним на песок.
"Встань, Туор, сын Хуора! - молвил Улмо. - Не страшись моего гнева, хоть и долго взывал я к тебе, а ты не слышал меня; а отправившись, наконец, в путь, изрядно промедлил ты, прежде чем пришел сюда. И должно было бы тебе стоять здесь еще весной; теперь же жестокая зима придет скоро из земель Врага. Тебе придется научиться поспешности, и легкий путь, что я предназначил для тебя, должен измениться. Ибо моими советами пренебрегли [8], и великое зло надвигается на долину Сириона, и уже сейчас множество врагов стоит между тобой и твоей целью".
"Какова же моя цель, Лорд?" - спросил Туор.
"Та, к которой все время стремилось твое сердце, - ответил Улмо, - найти Тургона и взглянуть на сокрытый город. Ибо по умению и мастерству своему ты станешь моим посланником - в тех самых доспехах, что давным-давно были предназначены для тебя. И все же ныне придется тебе под тенью идти сквозь опасности. Облачись в этот плащ, и никогда не снимай его, пока не закончится твое путешествие".
И Туору показалось, что Улмо отделил некую часть от своей серой мантии и бросил ему, и для Туора это оказалось просторным плащом, в который он мог завернуться полностью, с головы до пят.
"Так должен ты будешь идти под моей тенью, - сказал Улмо. - Но более не медли, ибо в землях, где светит Анар и горят огни Мелькора, она не выдержит долго. Возьмешься ли ты за мое поручение?".
"Да, Лорд", - ответил Туор.
"Тогда я вложу в твои уста слова, что скажешь ты Тургону, - рек Улмо. - Но прежде я буду учить тебя, и следует тебе услышать некие вещи, которые не слышал еще никто из Людей, да и даже величайшие из Эльдар - тоже". И Улмо рассказал Туору о Валиноре, о его затемнении, и Изгнании Нолдор, и Пророчестве Мандоса, и о сокрытии Благословенных Земель. "Но знай же! - сказал он, - что до завершения творения - до наступления Конца, как говорите вы - в доспехах Судьбы (как зовут ее Дети Земли) будет брешь, а в стенах Рока - трещина. И пока есть я, так и будет - потаенный голос, говорящий 'нет', и свет там, где лежит тьма. Поэтому, хоть и кажется, что в темные дни я выступаю против воли своих братьев, Лордов Запада, такова моя роль среди них, еще до создания Мира предназначенная мне. И все же Рок силен, а тень Врага становится все длиннее, и я слабею, и ныне в Срединных Землях я не более чем тайный шепот. Бегущие к западу воды иссушаются, их источники отравлены, и моя сила уходит из той земли, ибо из-за мощи Мелькора Эльфы и Люди стали слепы и глухи ко мне. И ныне Проклятие Мандоса спешит к своему исполнению, и всем творениям Нолдор суждено погибнуть, и все, на что надеются они, падет. Одна лишь надежда осталась, надежда, которую они не ожидали и не готовили. И та надежда живет в тебе, ибо так я решил".
"Значит, Тургон не выстоит против Моргота, как все Эльдар еще надеются? - спросил Туор. - И какая польза будет тебе от меня, Лорд, если я теперь отправлюсь к Тургону? Ведь хотя я и в самом деле хочу быть как мой отец и помогать Тургону в его нужде, мало от меня будет проку - от одного смертного человека среди столь многих и столь доблестных эльфов из Высокого Народа Запада".
"Если я решил отправить тебя, Туор сын Хуора, то не думай, что один меч не стоит того, чтобы его отправили. Ибо доблесть Эдайн Эльфы будут помнить вечно, удивляясь тому, сколь свободно они отдают свою жизнь - жизнь, которой им отмерено на земле столь мало. Однако не только за твою доблесть я посылаю тебя, но чтобы принести в мир надежду, которую ты и представить себе не можешь, и свет, что проникнет сквозь тьму".
И едва Улмо промолвил это, как ропот шторма превратился в великий шум, и ветер усилился, и небо стало черно; мантия же Лорда Вод развевалась, словно летящее облако. "Теперь уходи, - сказал Улмо, - чтобы Море не поглотило тебя. Ибо Оссе повинуется воле Мандоса, и он, ныне слуга Рока, разгневан".
"Как ты прикажешь, - сказал Туор. - Но если я избегну Рока, какие слова должен буду я сказать Тургону?"
"Если ты придешь к нему, - ответил Улмо, - тогда слова сами родятся в тебе, и уста твои скажут то, что сказал бы я. Говори - и не бойся! И поступай так, как твое сердце и твоя доблесть подсказывают тебе. Береги мою мантию, ибо она охранит тебя. Я пришлю к тебе проводника, оградив его от гнева Оссе - последнего моряка с последнего корабля, что стремился на Запад до восхода Звезды. Теперь же вернись обратно на землю".
И загрохотал гром, и молния полыхнула над морем; и Туор узрел Улмо, стоящего среди волн, словно мерцающая стремительными огнями серебряная башня, и крикнул против ветра:
"Я иду, Лорд! Но отныне сердце мое будет более всего стремиться к Морю".
И вслед за этим Улмо поднял огромный рог, и одна долгая нота зазвучала над морем, и по сравнению с ней рев шторма был не более чем порыв ветра над озером. И Туор услышал эту ноту, и был окружен ей, и наполнен ей, и показалось ему, что берега Срединной Земли исчезли, и в великом видении он обозрел все воды мира - от тех, что текут в земных жилах, до устьев рек, и от устьев рек, от берегов - дальше в глубину. Великое Море увидел он - сквозь беспокойные морские пространства, изобилующие странными существами, до самых глубин, лишенных света, где среди вечной темноты отдаются эхом ужасные для смертных ушей голоса. И он рассмотрел быстрым взором Валар его неизмеримые равнины, лежащие в безветрии под оком Анар, или мерцающие под рогатой луной, или поднимающиеся гневными холмами, что разбиваются о берега Призрачных Островов [9]. И в едва видимой дали он сквозь бессчетные лиги узрел мельком гору, вздымающуюся на невообразимую высоту и увенчанную сияющим облаком, а у ее подножия - длинную мерцающую полосу прибоя. И едва Туор попытался услышать шум тех далеких волн и яснее увидеть тот свет, как нота окончилась, и вновь загремел шторм, и ветвящаяся молния расколола небо над ним. Улмо исчез, а из бушующего моря катились на стены Невраста дикие волны Оссе.
Тогда Туор бежал от ярости моря, и с трудом он добрался до высоких уступов, ибо ветер пытался сбросить его на скалы, а когда Туор поднялся наверх, он пригнул его и поставил на колени. Поэтому Туор снова вошел в темный и пустынный чертог, чтобы укрыться в нем, и просидел всю ночь на каменном троне Тургона. Даже колонны сотрясались от неистовства шторма, и Туору казалось, что ветер полон воплей и диких криков. Но все же время от времени он засыпал, ибо был утомлен, и сон его был беспокойным, со множеством сновидений, из которых лишь одно он помнил, проснувшись: остров, и крутая гора посреди него, и заходящее солнце за ней; тени бежали по небу, но над островом сияла одна яркая звезда.
После этого видения Туор погрузился в глубокий сон, ибо прежде, чем кончилась ночь, буря ушла и унесла темные тучи с собой на восток. Но наконец он проснулся в сумрачном свете, и поднялся, и покинул высокий трон, и, проходя по тускло освещенному чертогу, он увидел, что тот был полон морских птиц, которых загнал туда шторм; и когда он вышел наружу, последние звезды гасли на Западе в свете нового дня. И тогда он увидел, что огромные волны ночью вздымались выше вершин утесов, и что даже на уступ перед дверью чертога были заброшены водоросли и галька. И Туор взглянул вниз и увидел среди камней и морских водорослей эльфа, который сидел под уступом, прислонившись к нему спиной, и на нем был промокший серый плащ. Молча сидел он и смотрел поверх разрушенного берега на длинные гребни волн. Все застыло в молчании, и не слышно было иных звуков, кроме шума прибоя.
И пока Туор стоял и смотрел на молчаливую серую фигуру, он вспомнил слова Улмо, и имя, которое он прежде не знал, пришло на его уста, и он громко позвал: "Приветствую, Воронве! Я жду тебя" [10].
Тогда Эльф обернулся и взглянул вверх, и Туор встретил острый взгляд его серо-синих глаз и понял, что он был из высокого народа Нолдор. Но страх и удивление появились в его взгляде, когда он увидел Туора, стоящего на утесе высоко над ним, облаченного в серый плащ, подобный тени, из-под которого была видна эльфийская кольчуга, мерцающая на его груди.
Мгновение они стояли так, смотря в лицо друг другу, а затем Эльф встал и низко склонился перед Туором. "Кто ты, лорд? - спросил он. - Долгим и трудным был мой путь в неумолимом море. Скажи мне, свершились ли великие дела с тех пор, как я последний раз шел по земле? Низвергнута ли Тень? Вышел ли наружу Сокрытый Народ?"
"Нет, - ответил Туор. - Тень удлиняется, а сокрытое остается сокрытым".
Тогда Воронве долго молча смотрел на него. "Но кто ты? - снова спросил он. - Много лет назад мой народ покинул эту землю, и с тех пор здесь никто не жил. И теперь я вижу, что, несмотря на твое одеяние, ты не из них, как я думал, но из народа Людей".
"Это так, - сказал Туор. - А ты не последний ли из моряков последнего корабля, что стремился на Запад из Гаваней Кирдана?"
"Это так, - ответил Эльф. - Я Воронве, сын Аранвэ. Но откуда ты знаешь мое имя и мою судьбу, я понять не могу".
"Я знаю, ибо Лорд Вод говорил со мной вчера вечером, - ответил Туор, - и он сказал, что спасет тебя от гнева Оссе и пришлет тебя сюда, чтобы ты был моим проводником".
Тогда в страхе и изумлении вскричал Воронве: "Ты говорил с Улмо Могучим? Тогда воистину велики должны быть твои заслуги и твоя судьба! Но куда же мне следует вести тебя, лорд? Ведь ты, несомненно, король Людей, и многие должны явиться по твоему слову".
"Нет, я беглый раб, - сказал Туор, - и я одинокий изгой в пустынной земле. Но у меня есть поручение к Тургону, Сокрытому Королю. Знаешь ли ты, как смогу я найти его?"
"Многие в эти недобрые дни стали изгоями и рабами, хоть и не родились ими, - ответил Воронве. - Ты по праву лорд Людей, полагаю я; но даже если бы ты был величайшим из всего твоего народа, у тебя не было бы права искать Тургона, и поиски твои были бы тщетными. Ибо даже если я приведу тебя к его вратам, ты не сможешь войти внутрь".
"Я не прошу тебя провести меня за врата, - сказал Туор. - Рок будет бороться там с замыслом Улмо, и если Тургон не примет меня, то поручение мое закончится, и Рок восторжествует. Что же до моего права искать Тургона, то знай же, что я Туор, сын Хуора и родич Хурина, чьи имена Тургон никогда не забудет. И также я ищу его по повелению Улмо. Забудет ли Тургон, что сказал ему Улмо в давние дни: "Помни, что последняя надежда Нолдор придет от Моря", - и еще: "Когда опасность будет близка, из Невраста придет некто, чтобы предупредить тебя"? [11] Я - тот, кто должен придти, и потому я облачился в эти доспехи, что были приготовлены для меня".
И удивился Туор, говоря так, ибо слова Улмо, сказанные им уходящему из Невраста Тургону, не были известны ему ранее. Да и никому, кроме лишь Сокрытого Народа; и потому Воронве удивился еще более. Но он отвернулся, и взглянул на Море, и вздохнул.
"Увы! - сказал он. - Я не хочу возвращаться. И много раз я клялся в глубинах моря, что если когда-нибудь доведется мне снова ступить на землю, я буду жить в покое, далеко от Тени Севера - или возле Гаваней Кирдана, или, может быть, в прекрасных полях Нан-татрен, где весна приятнее, чем того может пожелать сердце. Но если зло выросло, пока я странствовал, и смертельная опасность грозит моему народу, то я должен вернуться к нему". Воронве повернулся к Туору. "Я приведу тебя к сокрытым вратам, - сказал он, - ибо мудрый не отвергнет замысел Улмо".
"Стало быть, мы пойдем вместе, как и было задумано, - сказал Туор. - Но не печалься, Воронве! Ибо мое сердце говорит мне, что путь твой будет долог, и он уведет тебя далеко от Тени, и надежда твоя возвратится к Морю". [12]
"Также и твоя, - промолвил Воронве. - Но теперь нам должно покинуть его и спешить".
"Да, - ответил Туор. - Но куда ты поведешь меня, и как далеко? Не следует ли нам сперва подумать о том, как мы будем добывать себе пропитание в глуши, и, если путешествие будет долгим, как мы выживем зимой, не имея приюта?"
Однако Воронве не пожелал ничего определенного сказать об их пути. "Силы людей известны тебе, - сказал он, - а что до меня, то я из Нолдор, и долгим должен быть голод и холодной зима, чтобы погиб родич тех, кто прошел через Вздыбленный Лед. Иначе как по-твоему мы бы пережили бесчисленные дни среди соленых морских вод? И разве ты не слыхал о дорожном хлебе Эльфов? А я сохранил то, что все моряки берегут до последнего". И он показал надежно запечатанную котомку, пристегнутую к поясу и скрытую под плащом. "Ни вода, ни ненастье не повредят ему, пока он запечатан. Но нам следует приберечь его на случай крайней нужды, ибо изгой и охотник, несомненно, смогут добыть себе иную пищу, прежде чем настанут плохие дни".
"Возможно, - промолвил Туор. - Но не во всех землях безопасно охотиться, как бы ни обильна была дичь; и тот, кто охотится, медлит в пути".
Тогда Туор и Воронве собрались в путь. Помимо того оружия, что он забрал из чертога, Туор взял с собой короткий лук и стрелы, но свое копье, на котором рунами северных Эльфов было начертано его имя, он укрепил на стене в знак того, что он приходил. У Воронве не было иного оружия, кроме лишь короткого меча. И до полудня они покинули древнее жилище Тургона, и Воронве повел Туора мимо крутых западных склонов Тарас через большой мыс. Некогда там проходила дорога из Невраста в Бритомбар; теперь же от нее осталась лишь заросшая тропа на старой насыпи, покрытой дерном. И так они пришли в Белерианд, на север Фаласа, и, повернув на восток, приблизились к темным склонам Эред Ветрин, и там они укрылись и отдыхали, пока свет дня не уступил место сумраку. Ибо, хотя древние поселения Фалатрим, Бритомбар и Эгларест, были далеко, там ныне обитали орки, и вся та земля была наводнена шпионами Моргота: он опасался моряков Кирдана, которые время от времени устраивали вылазки на берега, объединяясь для этого с отрядами, посланными из Нарготронда.
И о многом говорили тогда Туор и Воронве, сидя укутавшись в плащи, слово тени под сенью холмов. И Туор расспрашивал Воронве про Тургона, однако Воронве не желал много говорить о подобных вещах, и вместо этого рассказывал Туору о поселениях на острове Балар и о Лисгард, земле тростников в устье Сириона.
"Эльдар там теперь становится все больше, - говорил он, - ибо эльфы из всех народов бегут туда, устав от войны. Но я не покинул свой народ по собственной воле. Ибо после Браголлах и окончания Осады Ангбанда впервые в сердце Тургона закралось опасение, что Моргот может оказаться слишком силен. В тот год он отправил нескольких эльдар из своего народа с секретным поручением; впервые вышли они из городских врат, и немного их было. Они спустились по Сириону на берега, что были возле устья, и там построили корабли. Но мало пользы было им от того, и они смогли лишь приплыть на большой остров Балар и основать там одинокие поселения. Ибо Нолдор не владеют искусством постройки судов, которые могли бы долго выдерживать ярость волн Великого Белегаэр. [13]
Но когда позднее Тургон узнал о разорении Фаласа и падении древних Гаваней Корабелов, которые лежат там вдали, перед нами, и стало известно, что Кирдан сохранил остатки своего народа и уплыл на юг, на остров Балар, тогда он вновь отправил посланников. Это случилось не столь давно, и все же сейчас мне кажется, что это было самой долгой частью моей жизни. Ибо я был одним из посланников, и по счету Эльдар я был молод. Я родился здесь, в Средиземье, в землях Невраста. Моя мать была из Серых Эльфов Фаласа и приходилась родней самому Кирдану - в первые дни правления Тургона в Неврасте смешалось много разных народов - и сердце мое стремилось к морю, как и у любого из народа моей матери. Поэтому я оказался среди тех, кто был избран, ибо мы были посланы к Кирдану за помощью в постройке кораблей, чтобы доставить послание и мольбу о помощи Лордам Запада, прежде чем все будет потеряно. Но я задержался. Ибо я видел мало иных земель, а в Нан-татрен мы пришли весной. И воистину чудесна та земля, и она очаровывает сердце, и ты сможешь убедиться в этом, если когда-нибудь пройдешь южными дорогами в низовья Сириона. Там излечивается тоска по морю - у всех, кроме тех, кого не отпустит Рок. Там Улмо - лишь слуга Йаванны, и там земля в изобилии рождает множество прекрасных вещей, о которых сердце даже и не мечтает в суровых горах Севера. В тех местах Нарог впадает в Сирион, и более они не спешат, но широко разливаются и медленно текут через пышные луга, а по берегам сверкающей реки, словно цветущий лес, растут ирисы. А в траве там множество цветов, и они - словно драгоценные камни, словно колокольчики, словно красно-золотые языки пламени, словно россыпь многоцветных звезд на небосводе зеленого цвета. И все же самое прекрасное - это ивы Нан-татрен, бледно-зеленые, а на ветру - серебряные, и шелест их бесчисленных листьев - волшебная музыка: день и ночь промелькнули незамеченными, а я все стоял по колено в траве и слушал. Там я был зачарован, и сердце мое позабыло Море. И там я бродил, давая имена новым цветам, или спал среди пения птиц и жужжания пчел и мух; и там я мог бы наслаждаться жизнью до сих пор, покинув своих родичей, оставив и корабли Телери, и мечи Нолдор... но иной была моя судьба. Или, может быть, то была воля самого Лорда Вод, ибо сила его в тех землях была велика.
И захотелось мне построить плот из ивовых ветвей, чтобы плавать на нем по яркой глади Сириона, и я построил его - и так был пленен. Ибо однажды, когда я был на середине реки, неожиданно поднялся ветер, и подхватил мой плот, и понес его вниз по течению, прочь от Земли Ив, к Морю. И так я добрался до Кирдана - последним из тех, кто был отправлен к нему - и из семи кораблей, которые он строил по просьбе Тургона, все, кроме лишь одного, были уже готовы. И один за другим они уплывали на Запад, и ни один еще не вернулся, и ни об одном не пришло вестей.
Но соленый морской воздух вновь наполнил непокоем мое сердце, сердце народа моей матери, и я радовался волнам, познавая морскую мудрость так, словно она уже была во мне. И когда последний корабль, самый большой из всех, был, наконец, готов, я страстно желал отплытия и говорил себе: 'Если слова Нолдор истинны, то на Западе есть луга несравненно прекраснее, чем Земля Ив. Ничто не увядает там, и никогда не заканчивается Весна. И, может быть, именно я, Воронве, смогу доплыть туда. И, по крайней мере, скитаться в море гораздо лучше, чем под Тенью на севере'. И я не боялся, ибо никакие волны не страшны кораблям Телери.
Но Великое Море ужасно, Туор сын Хуора, и оно ненавидит Нолдор, ибо исполняется Рок Валар. Вещи хуже, чем просто погрузиться в пучину и погибнуть, таит оно: ненависть, и одиночество, и безумие; ужас и буйство ветра, и тишину, и тени, в которых исчезает любая надежда и умирает все живое. И множество недобрых и странных берегов омывает оно, и много в нем островов, на которых - опасность и страх. Я не омрачу твое сердце, сын Срединных Земель, рассказом о своих семилетних скитаниях по Великому Морю, на Севере, на далеком Юге - но не на Западе. Ибо Запад закрыт для нас.
Наконец, в черном отчаянии, утомившись от всего, мы развернулись и бежали от рока, который так долго щадил нас только затем, чтобы ударить безжалостнее. Ибо едва мы заметили издалека гору, и я вскричал: "Смотрите! Это Тарас, и моя родина", - как поднялся ветер, и грозовые облака пришли с Запада. И волны, исполненные злобы, травили нас, словно живые, и молнии били в нас, и лишь беспомощный корпус остался от корабля, и море перекатывалось через нас в ярости. Но, как видишь, меня пощадили; ибо показалось мне, что поднялась волна, и была она выше других волн, но спокойнее их, и она подхватила меня и подняла с корабля, и понесла высоко на гребне, и, подкатившись к берегу, она опустила меня на землю и ушла обратно в море, стекая по утесам, словно огромный водопад. Там, ошеломленный морем, сидел я лишь час, прежде чем ты встретил меня. И я по-прежнему ощущаю страх перед ним и горечь от потери всех моих друзей, с которыми я странствовал столь долго и столь далеко от смертных земель".
Воронве вздохнул, и тихо добавил, словно про себя: "Но такими яркими были звезды на краю мира, когда расходились иногда облака на западе! И в самом ли деле довелось нам, как полагали некоторые, бросить взгляд на Горы Пелори близ потерянных берегов нашей давней родины, или то были лишь далекие тучи - я не знаю. Далеко они, далеко, и думается мне, что никто и никогда не придет туда вновь из смертных земель". И затем Воронве замолчал, ибо наступила ночь, и загорелись звезды, белые и холодные.
Вскоре после этого Туор и Воронве поднялись и, повернувшись к морю спиной, отправились в свой длинный поход в темноте. Мало можно поведать о том походе, ибо тень Улмо лежала на Туоре, и никто не видел, как они шли - лесами, по камням, полями и болотами - от заката до восхода солнца. И шли они так осторожно, как только могли, остерегаясь видящих в темноте слуг Моргота и отказавшись от нахоженных дорог Эльфов и людей. Воронве избирал их путь, а Туор следовал за ним. Он не задавал напрасных вопросов, однако заметил, что они все время шли на восток вдоль линии гор и ни разу не повернули к югу; и он удивился этому, ибо верил, так же, как и почти все Эльфы и люди, что Тургон живет вдали от битв Севера.
Медленно шли они, в сумерках и ночью, в непроходимой глуши, а из земель Моргота стремительно приближалась холодная зима. Ветра, хоть горы и защищали от них, были сильны и холодны, и снег вскоре укрыл вершины гор, пронесся через перевалы и выпал в лесах Нуат прежде, чем с деревьев опала увядшая листва [14]. И хотя они отправились в путь в середине месяца Нарквелиэ, но когда они приблизились к истокам Нарога, уже наступил Хисимэ, и он принес с собой жестокий мороз.
И там, уставшие, они остановились под утро, и Воронве был встревожен, и он смотрел вокруг в печали и испуге. Там, где некогда в огромной каменной чаше, высеченной падающей водой, лежали чистые воды Иврин, а вокруг них во множестве росли деревья, он увидел теперь землю оскверненную и разоренную. Деревья были сожжены или вырваны с корнями, а каменная кромка озера была разрушена, и воды Иврин, разлившись, превратились в огромное бесплодное болото посреди разоренной долины. Везде была уродливая замерзшая грязь, и гнилые испарения поднимались над землей, словно грязный туман.
"Увы! Неужели зло добралось и сюда? - вскричал Воронве. - Некогда это место было вдали от угрозы Ангбанда; однако далеко протянулись теперь пальцы Моргота".
"Именно так и сказал мне Улмо", - промолвил Туор. - "Источники отравлены, и сила моя уходит из вод этой земли".
"Однако, - сказал Воронве, - сила того зла, что побывало здесь, была больше, чем орочья. Страх таится в этих местах". И он прошел вдоль болота, и неожиданно остановился и вновь вскричал: "О да, великое зло!" И он подозвал к себе Туора, и тот, приблизившись, увидел след, подобный широкой борозде, который уходил на юг, а по обе стороны борозды, частью стертые, частью отчетливо и надежно схваченные морозом, отпечатки огромных когтистых лап. "Смотри!" - сказал Воронве, и его лицо побледнело от страха и ненависти. - "Здесь недавно был Великий Червь Ангбанда, самое жестокое из всех созданий Врага! Наше поручение к Тургону уже запоздало; надо спешить".
И едва он произнес это, как они услышали раздавшийся в лесу крик и замерли, словно серые камни, прислушиваясь. Но голос был красив, хоть и печален, и казалось, что он зовет кого-то по имени, как зовут тех, кто потерялся. Туор и Воронве ждали, и некто показался среди деревьев, и они увидели, что то был высокий человек, вооруженный, одетый в черное, с длинным обнаженным мечом; и они изумились, ибо лезвие меча тоже было черным, а его края сияли ярким холодным светом. Горе отпечаталось на его лице, и, узрев разорение Иврин, он громко и печально воскликнул: "Иврин, Фаэливрин! Гвиндор и Белег! Здесь я был некогда излечен. Но никогда мне теперь не испить вновь ни глотка покоя".
И затем он быстро ушел на север, словно преследуя кого-то, или спеша со срочным поручением, и они слышали, как он взывал "Фаэливрин! Финдуйлас!" пока его голос не затих в лесу. [15] Но они не знали, что Нарготронд пал, и что это был Турин, сын Хурина, Черный Меч. Так лишь на мгновение сблизились пути этих родичей - Турина и Туора - и больше они не встречались никогда.
Когда Черный Меч ушел, Туор и Воронве продолжили свой путь, и шли еще некоторое время, хотя уже наступил день, ибо тяжела была память о его печали, и они не желали оставаться возле оскверненного Иврин. Но вскоре они принялись искать убежище, ибо вся та земля была наполнена предчувствием зла, и нашли его, и уснули, и сон их был коротким и тревожным; когда же день подошел к концу, потемнело, и выпал обильный снег, а ночь принесла с собой мороз. И с того дня снег и лед больше не таяли, и пять месяцев Жестокая Зима, которую запомнили надолго, держала Север в своих оковах. И Туор и Воронве страдали от холода, и они боялись, что снег выдаст их врагам, или что они попадут в ловушки, предательски скрытые им. Девять дней они шли вперед, все медленнее и мучительнее, и Воронве отклонился к северу, пока они не пересекли три истока Тейглина, а затем он вновь повел на восток. Они отдалились от гор и пошли с еще большей осторожностью, и пересекли Глитуй, и подошли к реке Малдуйн, и увидели, что она покрыта черным льдом. [16]
Тогда Туор сказал Воронве: "Мороз жесток; не знаю, как насчет тебя, а я близок к смерти". Ибо они были в большой беде: прошло много времени с тех пор, как они последний раз добыли себе пропитание в этой глуши, а дорожного хлеба оставалось все меньше; и они замерзли и устали. "Плохо же оказаться между Роком Валар и злом Врага, - заметил Воронве. - Неужели я избежал гибели в море только затем, чтобы сгинуть под снегом?"
И Туор спросил его: "Сколько нам еще идти? Ибо теперь, Воронве, ты должен открыть мне этот секрет. Куда ты ведешь меня, и прямой ли дорогой? Ибо если мне придется потратить свои последние силы, я желаю знать, насколько это может нам помочь".
"Я веду тебя так прямо, как только могу вести, не подвергая нас опасности, - ответил Воронве. - Знай же теперь, что Тургон по-прежнему живет на севере эльфийской земли, хотя в это мало кто верит. Мы уже подошли близко к нему. Но впереди еще много лиг, даже если бы мы могли лететь напрямик, как птицы; нам еще предстоит пересечь Сирион, и, возможно, между нами и нашей целью находится великое зло. Ибо вскоре мы подойдем к большой дороге, что в давние дни соединяла Минас Короля Финрода и Нарготронд. [17] И слуги Врага будут бродить там и следить за ней".
"Я считал себя самым стойким из людей, - сказал Туор, - и я пережил много тяжелых зим в горах, но тогда у меня была пещера и был огонь, а сейчас я боюсь, что этой жестокой зимой мне не хватит сил идти далеко голодным. Но давай же продолжим наш путь, пока это возможно, прежде чем надежда покинет нас".
"У нас нет иного выбора, - молвил Воронве, - разве что лечь прямо здесь на снег и уснуть вечным сном". И весь тот день они с трудом продвигались вперед, опасаясь врагов меньше, чем зиму, но чем дальше они шли, тем меньше было снега, ибо теперь они вновь направлялись к югу, вниз по долине Сириона, оставив горы Дор-ломина далеко позади. В сумерках они подошли к дороге, что лежала у подножия высокого склона, заросшего лесом. Внезапно они услышали голоса, и, осторожно выглянув из-за деревьев, увидели внизу огонь. Отряд орков расположился лагерем на середине дороги, сгрудившись возле большого костра.
"Гурт ан Гламхот!" - проворчал Туор. [18] - "Вот теперь из-под плаща появится меч. Я рискну жизнью, чтобы завладеть этим огнем, и даже пища орков будет нам наградой".
"Нет! - ответил Воронве. - Только плащ пригодится нам на нашем пути. Тебе следует отказаться от огня - или же отказаться от Тургона. Отряд перед нами - не единственный в этой глуши: разве глаза смертного не видят там, вдалеке, пламя костров других отрядов, и на севере, и на юге? Если поднимется тревога, то против нас окажется целое войско. Слушай же меня, Туор! Никто не должен приближаться к вратам, если за ним по пятам следуют враги - таков закон Сокрытого Королевства, и этот закон я не нарушу ни по просьбе Улмо, ни под угрозой смерти. Потревожь орков - и я оставлю тебя".
"Что ж, тогда оставим их в покое, - сказал Туор. - Но я надеюсь дожить до того дня, когда мне не придется красться мимо горстки орков подобно запуганной собаке".
"Идем же! - сказал Воронве. - Хватит спорить, а то они почуют нас. Следуй за мной!"
И затем он крадучись пошел между деревьями обратно, к югу и по направлению ветра, пока они не оказались посередине между двумя орочьими кострами, близко к дороге. Там Воронве долго стоял неподвижно, прислушиваясь.
"Я не слышу, чтобы кто-нибудь шел по дороге, - сказал он, - но мы не знаем, что может таиться в тенях". Он вгляделся в темноту перед ними и содрогнулся. "Воздух злой, - пробормотал он. - Увы! Вон там лежит земля, к которой мы стремимся, и надежда на жизнь, но между ними и нами ходит смерть".
"Смерть повсюду вокруг нас, - промолвил Туор, - но у меня остались силы лишь для самого короткого пути. Здесь я либо перейду дорогу, либо погибну. Я доверюсь мантии Улмо, и тебя она укроет тоже. Теперь я поведу нас!"
Говоря так, он прокрался к краю дороги. Затем, обняв Воронве, он набросил на них обоих полы серого плаща Лорда Вод и шагнул вперед.
Было тихо, лишь вздыхал холодный ветер, проносясь над древней дорогой. Неожиданно и он затих, и Туор ощутил перемену в воздухе, словно холодное дыхание Моргота ненадолго прервалось, и легкий ветерок подул с Запада, слабый, как память о Море. Словно серая дымка на ветру, пересекли они каменную мостовую и скрылись в зарослях на ее восточном краю.
Внезапно рядом с ними раздался дикий крик, на который во множестве ответили с обеих сторон дороги. Резко затрубил рог, и послышался топот бегущих ног. Но Туор не остановился. Во время своего плена он достаточно узнал о языке орков, чтобы понять смысл этих криков: часовые почуяли их и услышали их, но не увидели. Охота началась. Спотыкаясь и с трудом передвигая ноги, Туор вместе с Воронве взобрался по высокому склону, где между узловатыми рябинами и низкими березами густо росли черника и утесник. На гребне они остановились и прислушались к тому, как позади них кричат орки, с треском продираясь через подлесок.
Неподалеку от них, среди вереска и ежевики, возвышался валун, а под ним было логовище, которое мог бы искать преследуемый зверь, чтобы скрыться там от преследователей, или, по крайней мере, дорого продать свою жизнь, стоя спиной к камню. Туда, в темноту, Туор потянул Воронве, и там они улеглись рядом под серым плащом, тяжело дыша, словно загнанные лисы, и не говоря ни слова, но полностью обратившись в слух.
Крики их преследователей становились все более слабыми, ибо орки никогда не отходили далеко от дороги ни к западу, ни к востоку, предпочитая вместо этого бегать по ней туда-сюда. Им было мало дела до случайных беглецов, а боялись они шпионов и разведчиков вооруженных врагов, ибо Моргот поставил на дороге стражу не для того, чтобы поймать в ловушку Туора и Воронве (о которых он тогда ничего не знал), или еще кого-то, кто шел с запада, но чтобы следить за Черным Мечом и не дать тому ускользнуть и погнаться за пленниками из Нарготронда, приведя, возможно, подмогу из Дориата.
Ночь прошла, и тишина вновь опустилась на пустынную землю. Туор, утомленный и выбившийся из сил, заснул под плащом Улмо, но Воронве выбрался наружу и встал там, безмолвен и недвижим, словно камень, пронизывая темноту взглядом своих эльфийских глаз. На рассвете он разбудил Туора, и тот, выбравшись наверх, увидел, что погода действительно смягчилась на какое-то время, а темные облака откатились в сторону. Рассвет был алым, и Туор смог увидеть далеко перед собой, на востоке, вершины странных гор, сверкающие в огне зари.
И Воронве сказал, понизив голос: "Алаэ! эред эн Эхориат, эред э'мбар нин!" [19] - ибо он знал, что смотрит на Окружные Горы и на стены королевства Тургона. Под ними, на востоке, в глубокой тенистой долине тек Сирион Прекрасный, прославленный в песнях, а вдали, между рекой и холмами у подножий гор, лежала пасмурная земля, окутанная туманом. "Вон там находится Димбар, - сказал Воронве. - О, если бы мы были там! Ведь туда редко осмеливаются заходить наши враги; по крайней мере, так было, пока сила Улмо в водах Сириона была велика. Но все теперь может измениться [20] - кроме угрозы, что таится в реке, ибо она уже глубока и быстра, и даже Эльдар опасно переправляться через нее. Но я хорошо вел тебя, ибо вон там мерцают броды Бритиах - чуть южнее, где Восточная Дорога, в древние дни начинавшаяся от самого Тараса на западе, пересекает реку. Ни Эльф, ни человек, ни орк - никто теперь не осмеливается ходить по ней, кроме как в отчаянной нужде, так как та дорога ведет в Дунгортеб, в земли ужаса между Горгоротом и Поясом Мелиан; и давно уже она исчезла в глуши, или превратилась в тропинку, заросшую сорной травой и стелющимся терновником". [21]
Тогда Туор взглянул туда, куда показывал Воронве, и заметил далекое мерцание, словно блестела свободная ото льда вода; но в отдалении, там, где большой лес Бретиль уходил на юг, к отдаленному нагорью, стелилась темнота. Они осторожно сошли вниз по склону долины и, в конце концов, подошли к древней дороге, что спускалась от перекрестка возле границ Бретиля, где она пересекалась с дорогой из Нарготронда. И Туор увидел, что они близко подошли к Сириону. В том месте его берега становились ниже, а его воды, запруженные множеством камней [22], разливались по широким отмелям, наполненным ропотом беспокойных струй. Вскоре после этого воды реки вновь собирались в один поток, и текли по новому руслу дальше к лесу, и исчезали вдали в плотном тумане, куда не мог проникнуть его взор - ибо там, хотя он этого и не знал, лежала северная граница Дориата, прикрытая тенью Пояса Мелиан.
Туор поспешил было к броду, но Воронве остановил его, сказав: "Нам не следует пересекать Бритиах днем, или пока мы не будем уверены, что нас не преследуют".
"Значит, нам придется остаться здесь и сгнить? - ответил Туор. - Ведь мы не будем уверены в этом, пока находимся в земле Моргота. Ну же! Под защитой плаща Улмо мы должны идти вперед".
Но Воронве по-прежнему колебался, и он взглянул назад, на запад, но тропа позади них была пуста, и вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шумом воды. Он взглянул вверх, но небо было серым и пустым, и ни одной птицы не было видно в нем. И неожиданно его лицо засветилось радостью, и он громко воскликнул: "Отлично! Бритиах по-прежнему стерегут враги Врага. Здесь орки не увяжутся за нами, и, укрывшись плащом, мы сможем идти дальше, не ведая особых сомнений".
"Что нового ты увидел там?" - спросил Туор.
"Короток же взор Смертного! - ответил Воронве. - Я вижу Орлов Криссаэгрима, и они летят сюда. Присмотрись получше!"
Тогда Туор вгляделся в небо, и скоро увидел в вышине неясные очертания; орлы приближались от далеких горных вершин, вновь затянувшихся облаками, и их могучие крылья боролись с ветром. Они медленно снижались, описывая широкие круги - и вдруг стремительно ринулись вниз, на странников; но прежде, чем Воронве успел окликнуть их, они развернулись и быстро полетели вдоль реки на север.
"Вот теперь идем, - сказал Воронве. - Если поблизости и был какой-нибудь орк, он теперь будет лежать, вжавшись носом в землю, пока орлы не улетят далеко".
Они быстро спустились по длинному склону и перешли через Бритиах по сухим галечным отмелям и по мелководью, где вода едва доставала им до колен. Вода была чистая и очень холодная, и мелкие заводи, в которых течение замедляло свой бег, были покрыты льдом; но никогда, даже Жестокой Зимой, в год падения Нарготронда, не было под силу смертельному дыханию Севера заморозить весь Сирион. [23]
На дальнем краю брода они подошли к глубокому оврагу, похожему на русло старой реки. По нему теперь не текла вода, однако некогда, по-видимому, здесь проложил себе путь стремительный поток, стекавший с гор Эхориат и принесший оттуда в Сирион все камни Бритиаха.
"Наконец-то мы нашли ее! - воскликнул Воронве. - Я уж и не надеялся на это. Смотри! Вот устье Пересохшей Реки, и это - дорога, по которой мы пойдем дальше" [24]. И затем они двинулись вперед по дну оврага, и как только он повернул на север, дорога резко пошла в гору, и по обе стороны ее поднялись высокие склоны, и в тусклом свете Туор часто спотыкался о камни, которыми была усыпана ее неровная поверхность. "Если это дорога, - промолвил он, - то это дурная дорога для того, кто утомлен".
"И, тем не менее, это - дорога к Тургону", - ответил Воронве.
"Тем более удивительно для меня, - сказал Туор, - что подход к ней открыт и не охраняется. Я ожидал увидеть здесь мощные врата и многочисленную стражу".
"Все это ты еще увидишь, - сказал Воронве. - Мы пока всего лишь на подступах к ним. Я назвал это дорогой, однако уже более трех сотен лет по ней никто не ходит, кроме немногих тайных посланников, и все мастерство Нолдор было использовано, чтобы скрыть ее, с тех пор, как ушел Сокрытый Народ. Да и открыта ли она? Узнал бы ты ее, если бы с тобой не было проводника из Сокрытого Королевства? Или ты принял бы ее за плод работы ветров и вод в этой глуши? И разве ты не видел Орлов? Они - народ Торондора, который некогда жил на самом Тангородриме, пока могущество Моргота не было столь велико, а теперь живет в горах Тургона - с тех пор, как погиб Финголфин [25]. Лишь они одни помимо Нолдор знают о Сокрытом Королевстве, и они охраняют небо над ним, хотя пока еще никто из слуг Врага не осмеливался подниматься высоко в небеса; и они приносят Королю вести обо всем, что происходит за пределами его страны. Если бы мы были орками, то, без сомнения, мы были бы схвачены и сброшены с огромной высоты на безжалостные скалы".
"Не сомневаюсь, - сказал Туор. - Но вот что пришло мне на ум: а не достигнут ли Тургона новости о нашем приближении позже, чем мы сами? А будет то хорошо или плохо - судить тебе".
"Ни хорошо, ни плохо, - ответил Воронве. - Мы не сможем миновать Хранимые Врата незамеченными, неважно, ждут там нас или нет; когда же мы подойдем к ним, Страже не надо будет объяснять, что мы не орки. Но для того, чтобы войти, нам понадобится более веский довод. Ибо ты даже не догадываешься, Туор, о той опасности, которая ожидает нас там. Не вини же меня, ибо ты был предупрежден о ней и о той участи, что может постигнуть тебя; и да будет воистину явлена сила Лорда Вод. Ибо лишь надеясь на нее я согласился вести тебя, и если этого не случится, то гибель наша будет верной - гораздо вернее, чем от всех невзгод, что испытали мы в глуши этой зимой".
Но Туор сказал: "Довольно дурных предчувствий. Я верю в гибель в глуши, а вот в гибели у Врат все же сомневаюсь, несмотря на все твои слова. Веди же меня дальше!"
С трудом они одолевали милю за милей, пробираясь по камням Пересохшей Реки; наступил вечер, и в расселине стало темно, и они не смогли идти дальше. Тогда они взобрались на восточный берег и оказались среди беспорядочно разбросанных холмов, лежавших у подножий гор. И, взглянув вверх, Туор увидел, что они не были похожи на те горы, которые он видел до того, ибо их склоны были подобны отвесным стенам и вздымались уступами, словно огромные многоэтажные башни. Но день закончился, и все вокруг было сумрачным и туманным, и Долина Сириона окуталась мглой. Тогда Воронве привел его к небольшой пещере на склоне холма, что смотрела на пустынные склоны Димбара, и они заползли внутрь, и укрылись там, и доели последние крохи той еды, что оставалась у них; они замерзли и устали, но сон не шел к ним. Так вечером восемнадцатого дня Хисимэ, тридцать седьмого по счету от начала их странствия, Туор и Воронве добрались до башен Эхориата и ступили на порог королевства Тургона, и благодаря могуществу Улмо избежали и Рока, и Зла.
Когда же первые лучи нового дня проникли в туманы Димбара, окрасив их в серый цвет, Туор и Воронве отправились дальше по руслу Пересохшей Реки, и скоро она повернула на восток, приведя их к самым горам. Прямо перед ними показались неясные очертания огромного отвесного обрыва, у подножия которого был крутой склон, густо заросший терновником. Каменистое русло уходило в эти заросли, и там все еще было темно, как ночью, и идти было трудно, ибо его берега тоже поросли терновником, и переплетенные ветви были подобны плотной крыше, настолько низкой, что Туору и Воронве часто приходилось ползти под ними, словно зверям, крадущимся в свое логово.
Но, наконец, добравшись с большим трудом до самого подножия обрыва, они увидели расщелину, похожую на вход в тоннель, высеченный в твердом камне водами, что текли из самого сердца гор. Они вошли в него, и там было темно, но Воронве уверенно пошел вперед, а Туор следовал за ним, положив ему руку на плечо и слегка согнувшись, ибо свод был низким. Так они какое-то время шли вслепую, шаг за шагом, и вскоре почувствовали под ногами ровную поверхность, а камни исчезли. Тогда они остановились, тяжело дыша, и прислушались. Воздух казался свежим и чистым, и они поняли, что вокруг них и над ними - огромная пещера; но было тихо, и не было слышно даже звука капающей воды. И показалось Туору, что Воронве чем-то обеспокоен и колеблется, и он прошептал: "Где же Хранимые Врата? Или мы уже прошли их?".
"Нет, - ответил Воронве. - Но я удивлен, ибо очень странно, что пришельцы смогли пробраться так далеко, и их ни разу не окликнули. Я боюсь удара во тьме".
Но их шепот пробудил спящее эхо и отразился, усиленный и умноженный, от невидимых сводов и стен, словно множество скрытых голосов зашептались в темноте. И едва эхо замерло в камне, Туор услышал голос, говорящий по-эльфийски: сначала на Высоком Наречии Нолдор, которого он не знал, а затем на языке Белерианда, хоть и в манере, несколько странной для его слуха, словно говорил кто-то, кто был надолго разлучен со своими сородичами. [26]
"Стойте! - сказал он. - Не двигайтесь! Иначе вы умрете, кто бы вы ни были - враги или друзья".
"Мы друзья", - ответил Воронве.
"Тогда делайте то, что вам прикажут", - сказал голос.
Эхо их голосов затихло. Воронве и Туор стояли, не двигаясь, и Туору показалось, что прошло много медленных минут, и в его сердце закрался страх - больший, чем от всех прочих опасностей его пути. Затем послышались шаги, и звук тех шагов громко раскатился по пещере, словно поступь троллей. Внезапно кто-то сдернул покрывало с эльфийского светильника, и его яркий луч упал на Воронве, стоявшего впереди, но кроме этого Туор не видел более ничего - лишь ослепительную звезду во мраке; и он понял, что, пока тот луч направлен на него, он не сможет ни убежать, ни броситься вперед.
Мгновение они стояли так в луче света, а затем тот же голос зазвучал снова, сказав: "Покажите ваши лица!" И Воронве откинул свой капюшон, и луч осветил его лицо, твердое и ясное, словно высеченное из камня; и Туор подивился его красоте. Затем Воронве заговорил с гордостью, и сказал: "Разве вы не знаете, кто перед вами? Я - Воронве сын Аранвэ из Дома Финголфина. Или в моей стране уже забыли меня? а ведь прошло не так уж много лет. Далеко странствовал я - дальше, чем могут представить себе жители Срединных Земель - и все же я помню твой голос, Элеммакиль".
"Тогда Воронве должен помнить также законы своей страны, - ответил голос. - Так как он ушел по повелению короля, он имеет право вернуться. Но не приводить сюда чужестранцев. За этот проступок он лишается своего права и должен будет следовать под стражей на суд короля. Что же до чужестранца, то его следует убить или содержать в плену; что именно - решает Стража. Пусть он выйдет вперед, чтобы я смог решить".
Тогда Воронве вывел Туора на свет, и когда они приблизились, множество Нолдор, вооруженных и облаченных в кольчуги, выступили из темноты и окружили их, обнажив мечи. И Элеммакиль, капитан Стражи, державший яркий светильник, окинул их долгим и пристальным взглядом.
"Странно, Воронве, - сказал он. - Мы были давними друзьями. Зачем же ты решил столь безжалостно поставить меня перед выбором между законом и дружбой? Даже если бы ты привел сюда без разрешения одного из Нолдор другого Дома, этого уже было бы достаточно. Но ты показал дорогу сюда одному из людей - ибо по глазам его я узнаю его народ. Никогда более не обрести свободу ему, знающему эту тайну; и мне следует убить его, как осмелившегося проникнуть сюда чужака - даже если он твой друг и дорог тебе".
"В бескрайних землях внешнего мира, Элеммакиль, многие странные вещи могут случиться с посланником, и задания, которых он не ждал, могут быть возложены на него, - ответил Воронве. - Странник возвращается не таким, каким уходил. То, что я сделал, я сделал по приказу более высокому, чем закон Стражи. Только Король должен судить меня и того, кто пришел со мной".
Тогда заговорил Туор, и страх покинул его. "Я пришел с Воронве, сыном Аранвэ, потому что он был назначен моим проводником Лордом Вод. Для того он был спасен от гнева Моря и от Рока Валар. Ибо я имею послание от Улмо к сыну Финголфина, и ему я поведаю его".
Тогда Элеммакиль изумленно взглянул на Туора. "Кто же ты?" - спросил он. - "И откуда ты пришел?"
"Я - Туор сын Хуора из Дома Хадора и родич Хурина, и эти имена, как говорили мне, знают в Сокрытом Королевстве. Я пришел из Невраста, через многие опасности, чтобы найти его".
"Из Невраста? - спросил Элеммакиль. - Говорят, что там никто не живет с тех пор, как наш народ покинул его".
"Это правда, - ответил Туор. - Пусто и холодно ныне в чертогах Винйамара. И, тем не менее, я пришел оттуда. Приведи же меня к тому, кто построил те древние чертоги".
"Столь важные вопросы решаю не я, - сказал Элеммакиль. - Поэтому я выведу вас на свет, где, возможно, откроется большее, и доставлю к Хранителю Великих Врат".
Затем он скомандовал, и Туор и Воронве оказались между высокими стражниками: два стражника встали перед ними, и три - позади. Капитан охраны вывел их из пещеры Внешней Стражи, и они пошли, как показалось, по прямому проходу, и долго шли по ровному полу, пока впереди не замерцал бледный свет. И они приблизились к широкой арке, по обе стороны от которой возвышались высокие колонны, высеченные в камне, а посредине была подвешена огромная решетка, сделанная из перекрещивающихся деревянных брусьев, искусно украшенных резьбой и обитых железными гвоздями.
Элеммакиль коснулся ее, и она бесшумно поднялась, и они прошли под ней, и Туор увидел, что они стоят в конце ущелья, подобного которому он никогда не видел прежде и даже не мог себе представить, хоть и долго бродил в диких горах Севера; ибо Кирит Нинниах по сравнению с Орфалх Эхор было не больше, чем трещина в скале. Здесь руки самих Валар в древних войнах начала мира раскололи огромные горы пополам, и стены той расселины были отвесными, словно прорубленные топором, и они поднимались на невообразимую высоту. Там, далеко в вышине, тянулась узкая полоска неба, и в его синеве виднелись темные вершины и зубчатые башни, далекие, но суровые и безжалостные, словно наконечники копий. Слишком высоки были эти могучие стены для низкого зимнего солнца, и, хотя уже наступило утро, над вершинами гор слабо мерцали звезды, а внизу под ними лежали тени, освещаемые лишь бледным светом светильников, установленных вдоль извилистой дороги. Ибо дно ущелья круто поднималось вверх, уходя на восток, и слева от русла реки Туор увидел широкую дорогу, вымощенную камнем, которая, изгибаясь, вела вверх и исчезала в полумраке.
"Вы прошли через Первые Врата, Врата Дерева, - сказал Элеммакиль. - Дорога ведет дальше, и нам следует поспешить".
Насколько далека будет та дорога в глубине, Туор не мог предположить, и едва он взглянул вперед, как страшная усталость темной тучей навалилась на него. Холодный ветер свистел среди камней, и Туор плотнее закутался в плащ. "Неприветлив же ветер, что дует из Сокрытого Королевства!" - промолвил он.
"Действительно, - сказал Воронве, - чужестранцу может показаться, что гордость лишила подданных Тургона жалости. Долгими и тяжелыми покажутся лиги между Семью Вратами тому, кто голоден и устал с дороги".
"Если бы наш закон был менее строг, то уже давно коварство и ненависть проникли бы внутрь и уничтожили нас. Ты отлично знаешь это, - сказал Элеммакиль. - Но мы не безжалостны. Здесь нет еды, и чужестранец не может вернуться через те врата, в которые он вошел. Поэтому потерпите немного, и возле Вторых Врат вы отдохнете".
"Хорошо", - сказал Туор и пошел вперед, как ему было указано. Вскоре он оглянулся и увидел, что один лишь Элеммакиль сопровождает Воронве. "Более нет необходимости в страже, - сказал Элеммакиль, прочитав его мысли. - Ни Эльф, ни человек не смогут сбежать из Орфалх или вернуться назад".
И они направились дальше по крутой дороге под грозной тенью скал, по длинным лестницам и по извилистым склонам, и примерно в полулиге от Деревянных Врат Туор увидел, что путь им преграждает огромная стена, построенная поперек всего ущелья. Две прочные каменные башни стояли там, а дорога проходила под высокой аркой, и казалось, что каменщики заперли ее одним большим камнем, темная и гладкая поверхность которого мерцала в свете подвешенного посередине арки фонаря.
"Здесь стоят Вторые Врата, Врата Камня", - сказал Элеммакиль; и, подойдя к ним, он слегка толкнул их. И камень повернулся вокруг невидимой оси - так, что его бок оказался повернут к ним - и по обе стороны от него открылся проход, и они прошли через него во двор, где стояла многочисленная стража, облаченная в серое. Никто не произнес ни слова, но Элеммакиль отвел своих спутников в комнату под северной башней, и там им принесли еды и вина, и разрешили отдохнуть.
"Скудным может показаться угощение, - сказал Элеммакиль Туору. - Но если твои слова подтвердятся, то впоследствии это будет щедро исправлено".
"Его вполне достаточно, - ответил Туор. - Слабым было бы то сердце, которое нуждалось бы в лучшем лечении". И в самом деле, пища и питье Нолдор так хорошо восстанавливали силы, что вскоре Туор уже стремился продолжать путь.
Пройдя немного, они приблизились к стене, что была еще выше и прочнее предыдущей, и в ней находились Третьи Врата, Врата Бронзы - огромная двустворчатая дверь, на которой висели щиты и бронзовые пластины, украшенные множеством рисунков и странных знаков. Над стеной возвышались три квадратные башни, со всех сторон покрытые медью, и таково было мастерство кузнецов, что башни те светились ярким пламенем в свете красных светильников, расставленных в ряд вдоль стены, словно факелы. Они вновь бесшумно прошли через Врата и увидели во дворе за ними еще больший отряд стражников в кольчугах, светившихся тусклым пламенем, и лезвия их топоров были красными. По большей части из народа Синдар Невраста были те, кто охранял эти Врата.
Теперь они шли по самой трудной части дороги, ибо в середине Орфалх подъем был круче всего, и, взбираясь вверх, Туор видел над собой темные очертания самой могучей из стен; и, в конце концов, они подошли к Четвертым Вратам, Вратам Витого Железа. Высокой и черной была та стена, и светильников на ней не было. Четыре железные башни поднимались над ней, и между двух внутренних башен была помещена выкованная из железа статуя огромного орла, подобие самого Короля Торондора, словно спустившегося на гору с высоких небес. И когда Туор встал перед Вратами, он изумился, ибо ему показалось, что он смотрит сквозь сучья и стволы неувядающих деревьев на поляну, озаренную бледным светом луны. Ибо свет проникал сквозь узоры врат, откованных в виде деревьев, чьи корни переплетались, а ткань ветвей изгибалась под тяжестью листьев и цветов. И пройдя через Врата, он понял, как это было устроено: стена была очень толстой и состояла не из одной решетки, но из трех, и каждая была частью общего узора; свет же за ней был светом дня.
Ибо они поднялись уже намного выше того предгорья, откуда начался их путь, и за Железными Вратами дорога была почти совсем пологой. Кроме того, они прошли середину Эхориат, и башни гор сделались ниже, а ущелье - шире, а его склоны стали не такими отвесными. Длинные те склоны были укрыты белым снегом, и небесный свет, отражаясь от него, в заполнявшей ущелье мерцающей дымке был похож на серебристый свет луны.
Они прошли мимо Железной Стражи, что стояла за Вратами; одеяния стражников, их кольчуги и длинные щиты были черны, а их лица скрывались под забралами, на каждом из которых был клюв орла. Элеммакиль шел впереди, а Туор и Воронве следовали за ним в бледном свете, и возле дороги Туор увидел полосу травы, где словно звездочки белели цветы уйлос, Вечнопомнящие, что цветут в любое время года и не увядают [27]; и он удивился, и на сердце у него стало светло, и так он приблизился к Вратам Серебра.
Стена Пятых Врат была построена из белого мрамора, и была низка и широка, и парапетом ей служила серебряная решетка, протянутая между пятью большими мраморными шарами, и на стене стояло множество лучников в длинных белых одеждах. Врата же формой были словно три части круга; они были сделаны подобными Луне из серебра и жемчуга Невраста, а над Вратами на центральном шаре стояло изображение Белого Древа Тельперион, изваянное из серебра и малахита, с цветами, сделанными из огромных жемчужин Балара [28]. И за теми Вратами на широком дворе, выложенном зеленым и белым мрамором, стояли лучники в серебряных кольчугах и в шлемах с белыми гребнями, и с каждой стороны дороги было их по сотне. И Элеммакиль провел Туора и Воронве сквозь их безмолвные ряды, и они вступили на длинную белую дорогу, что вела прямо к Шестым Вратам; и пока они шли по ней, полоса травы становилась все шире, и среди белых звезд уйлос во множестве раскрывались маленькие цветы, подобные золотым глазам.
Так они подошли к Золотым Вратам, к последним из древних врат Тургона, что были построены до Нирнаэт. И те врата во многом походили на Серебряные, но стена была сложена из желтого мрамора, а шары и парапет были из червонного золота, и шаров было шесть, и посредине, на золотой пирамиде было установлено изображение Лаурелин, Солнечного Древа, чьи длинные грозди цветов были сделаны из топазов, укрепленных на золотых цепочках. И сами Врата были украшены золотыми дисками со множеством лучей, подобно Солнцу, и между ними лучились эмблемы, сделанные из гранатов, топазов и желтых алмазов. За теми Вратами выстроились три сотни лучников с длинными луками, и их кольчуги были позолочены, а над шлемами поднимались высокие золотые плюмажи; и их большие круглые щиты были алыми, словно пламя.
Солнечный свет ярко освещал их дальнейший путь, ибо горы по обе стороны дороги были низкими, и зелень покрывала их почти до самых вершин, на которых лежал снег. И Элеммакиль поспешил вперед, ибо недалеко было до Седьмых Врат, что были названы Великими, до Врат Стали, которые Маэглин после возвращения с Нирнаэт построил поперек широкого входа в Орфалх Эхор.
Не было там стены, но по краям стояли две круглые башни со множеством окон; по семь ярусов было в тех башнях, и заканчивались они стальными шпилями, а между башнями стояла громадная изгородь из стали, что не ржавела и сияла холодным светом. Семь больших стальных колонн было в той изгороди, высотой и обхватом подобных окрепшим молодым деревьям, и каждая заканчивалась острым, как игла, наконечником, а между колоннами было семь стальных перекладин, и в каждом промежутке - семь раз по семь прямых стальных прутьев, венчавшихся словно бы широкими наконечниками копий. И в центре, над средней и самой высокой колонной, было воздвигнуто огромное изображение украшенного алмазами королевского шлема Тургона, Короны Сокрытого Королевства.
Ни врат, ни дверей не увидел Туор в той могучей стальной преграде, но когда он приблизился к ней, показалось ему, что в промежутках между перекладинами вспыхнул ослепительный свет, и он зажмурился и остановился в страхе и удивлении. Но Элеммакиль шагнул вперед, и на этот раз не открыл ворота своим прикосновением, но ударил по перекладине, и изгородь зазвенела, словно многострунная арфа, издавая чистые мелодичные звуки, что переливались от башни к башне.
И немедленно из башен выехали всадники, и впереди всех от северной башни отъехал некто на белой лошади, и он приблизился, и спешился, и шагнул к ним. И хоть был Элеммакиль высок и благороден, но выше и величественнее его казался Эктелион, Лорд Фонтанов, то время бывший Смотрителем Великих Врат [29]. Он был облачен в серебряные одежды, и над его сияющим шлемом поднималось стальное острие с алмазным наконечником; и когда оруженосец принял его щит, тот замерцал, словно был покрыт каплями дождя, и то были тысячи кусочков хрусталя.
Элеммакиль приветствовал его и сказал: "Я привел сюда Воронве Аранвиона, вернувшегося с Балар, а это - чужестранец, которого он привел с собой и который желает видеть Короля".
Тогда Эктелион повернулся к Туору, но тот закутался в свой плащ и стоял молча, смотря на него; и показалось Воронве, что туман окутал Туора, и он стал выше ростом, так что его высокий капюшон поднялся над шлемом эльфийского лорда, словно гребень серой морской волны, катящейся к берегу. Но Эктелион устремил свой ясный взгляд на Туора, и, помолчав, сурово произнес [30]: "Ты пришел к Последним Вратам. Знай же, что никакой чужестранец, пройдя их, не выйдет обратно, кроме как лишь через дверь смерти".
"Довольно зловещих слов! Если посланник Лорда Вод выйдет через эту дверь, тогда все живущие здесь последуют за ним. Лорд Фонтанов, не препятствуй посланнику Лорда Вод!"
Тогда Воронве и все те, кто стояли рядом, вновь изумленно взглянули на Туора, удивившись его словам и его голосу. И Воронве показалось, что он услышал могучий голос, но словно бы взывающий издалека. А Туору показалось, что он слышит свои собственные слова со стороны, как если бы другой говорил его устами.
Некоторое время Эктелион стоял молча, смотря на Туора, и постепенно лицо его наполнилось благоговением, словно в серой тени плаща Туора он узрел какие-то далекие видения. А затем он поклонился, и подошел к изгороди, и коснулся ее руками, и по обе стороны от средней колонны распахнулись врата. И Туор прошел через них на зеленый луг, откуда открывался вид на долину за Последними Вратами, и узрел Гондолин среди белых снегов. И столь очарован был он увиденным, что долгое время был не в силах отвести глаз, ибо он, наконец, узрел перед собой то, о чем мечтал и к чему стремился.
Так он стоял, и не произнес ни слова. В молчании по обе стороны от него стояло войско Гондолина, и были там воины из всех семи отрядов Семи Врат, и их полководцы и вожди сидели на лошадях, белых и серых. В изумлении глядели они на Туора, и у них на глазах плащ спал с него, и он предстал перед ними в могучих доспехах из Невраста. И многие из тех, кто стояли там, видели, как некогда сам Тургон повесил их на стену позади Высокого Трона Винйамара.
Тогда Эктелион наконец сказал: "Более не нужно никаких
доказательств, и даже имя сына Хуора значит меньше, чем истинная правда
- то, что он явился от самого Улмо". [31]
[2] Синие светильники эльфов нолдор упомянуты и в ином месте, хоть они и не появляются в изданном тексте "Сильмариллиона". В ранних версиях истории Турина одна из этих ламп была у Гвиндора, эльфа Нарготронда, который бежал из Ангбанда и был найден Белегом в лесу Таур-ну-Фуйн (это видно на одном из рисунков моего отца, посвященном этой встрече - см. "Pictures by J. R. R. Tolkien, 1979, номер 37"); и именно потому, что этот светильник перевернулся, и покрывало спало с него, Турин увидел в его свете лицо убитого им Белега. В примечании к истории Гвиндора такие светильники называются "светильниками Феанора", секрет которых не знали и сами нолдор, и там они описаны как "кристаллы, висящие в прекрасной сетке из металлических колец, сияющие исходящим из них синим светом и никогда не гаснущие".
[3] Anar kaluva tielyanna - "Пусть солнце осветит твой путь". В гораздо более краткой истории из "Сильмариллиона" ничего не сказано про то, как Туор нашел Врата Нолдор, и нет упоминания об эльфах Гельмире и Арминасе. Они, однако, появляются в истории Турина ("Сильмариллион", стр. 212) как посланники, принесшие предупреждение Улмо в Нарготронд; и там сказано, что они были из народа Ангрода, сына Финарфина, и после Дагор Браголлах жили на юге вместе с Кирданом Корабелом {7}. В более длинном рассказе о приходе их в Нарготронд Арминас, сравнивая Турина и его родича (в пользу последнего), говорит о том, что он встретил Туора "в запустении Дор-ломина"; см. стр. 169.
[4] В "Сильмариллионе" на стр. 80-81 сказано, что когда Моргот и Унголиант боролись в этих местах за обладание Сильмарилями, "Моргот испустил ужасный крик, отразившийся эхом в горах. И поэтому эта земля была названа Ламмот, ибо эхо его голоса жило там и далее, и любой громкий крик пробуждал его, и вся пустынная земля между горами и морем наполнялась шумом, подобным крикам боли". Здесь же, с другой стороны, концепция такова, что любой звук, произнесенный там, усиливался, но не искажался. Эта же идея, очевидно, присутствует в начале главы 13 "Сильмариллиона", где в отрывке, весьма схожим с имеющимся, сказано, что "как только нолдор ступили на берег, их клич взметнулся к вершинам гор и умножился, и шум словно бы бесчисленных могущественных голосов заполнил все северное побережье". Видимо, согласно одной "традиции" Ламмот и Эред Ломин (Горы, Отзывающиеся Эхом) были названы так потому, что они сохраняли эхо ужасного крика Моргота в сетях Унголиант; в то время как согласно другой это просто наглядные названия, данные из-за характера звуков в тех местах.
[5] Ср. "Сильмариллион", стр. 215: "И Турин поспешил на север, через безжизненные ныне земли между Нарогом и Тейглином; навстречу же ему шла Жестокая Зима, ибо в тот год снег выпал еще до окончания осени, а весна была поздней и холодной".
[6] В "Сильмариллионе" на стр. 126 сказано, что когда Улмо появился перед Тургоном в Винйамаре и предложил ему отправиться в Гондолин, он сказал: "Может случиться так, что проклятие Нолдор найдет тебя слишком рано, и в стенах твоих проснется предательство, и будут они в опасности, ибо могут сгореть. Но если опасность эта и в самом деле приблизится, тогда из Невраста должен будет придти некто, чтобы предупредить тебя, и от него, избежав огня и гибели, родится надежда для Эльфов и Людей. Поэтому оставь в этом доме доспех и меч, чтобы он смог потом найти их, и так ты узнаешь его и не обманешься". И Улмо рассказал Тургону, какого вида и какого размера должны быть шлем, кольчуга и меч, которые тот оставит.
[7] Туор был отцом Эарендиля, отца Эльроса Тар-Минйатура, первого Короля Нуменора.
[8] Это, очевидно, относится к предупреждению Улмо, которое Гельмир и Арминас принесли в Нарготронд; см. стр. 167 и далее.
[9] Призрачные Острова - это, по всей вероятности, Зачарованные Острова, описанные в конце главы 11 "Сильмариллиона", которые были "растянуты сетью в Призрачных Морях с севера на юг" во время Сокрытия Валинора.
[10] Ср. "Сильмариллион", стр. 196: "По просьбе Тургона [после Нирнаэт Арноэдиад] Кирдан построил семь быстрых кораблей, и те корабли отплыли на Запад; но никакие вести о них не пришли на Балар, кроме как об одном, самом последнем. Моряки этого корабля долго бороздили море, и, в конце концов, возвращаясь в отчаянии, они, видя уже перед собой Срединные Земли, попали в страшный шторм и пошли ко дну. Однако один из них был спасен Улмо от гнева Оссе, и волны поддержали его и выбросили на берег в Неврасте. Его имя было Воронве, и он был одним из тех, кого Тургон послал из Гондолина как вестников". Ср. также "Сильмариллион", стр. 239.
[11] Слова Улмо, обращенные к Тургону, появляются в главе 15 "Сильмариллиона" в следующей форме: "Помни, что истинная надежда Нолдор находится на Западе и придет от Моря," - и: "Но если опасность эта и в самом деле приблизится, тогда из Невраста должен будет придти некто, чтобы предупредить тебя".
[12] В "Сильмариллионе" ничего не сказано о дальнейшей судьбе Воронве после его возвращения в Гондолин вместе с Туором, однако в первоначальной истории ("О Туоре и изгнанниках Гондолина") он был среди тех, кто бежал из разграбленного города - как и предполагает здесь Туор.
[13] Ср. "Сильмариллион", стр. 159: "[Тургон] также полагал, что окончание Осады стало началом гибели Нолдор, если только не придет помощь, и он тайно отправил отряды Гондолиндрим к устью Сириона и на остров Балар. Там по поручению Тургона они построили корабли и отплыли на Заокраинный Запад в поисках Валинора, чтобы просить прощения и помощи Валар, и они молили морских птиц указать им путь. Но моря были пустынными и безбрежными; тень и чары лежали на них, и Валинор был скрыт. Поэтому никто из посланцев Тургона не достиг Запада. Многие сгинули, и немногие вернулись назад".
В одном из текстов, составляющих "Сильмариллион", сказано, что хотя Нолдор "не обладали искусством кораблестроения, и все суда, которые они строили, шли ко дну или выбрасывались ветрами на берег", все же после Дагор Браголлах "Тургон сохранял тайное убежище на острове Балар", и когда после Нирнаэт Арноэдиад Кирдан и остатки его народа бежали из Бритомбара и Эглареста на Балар, "они смешались там с теми, кто жил в поселении Тургона". Но эта часть повествования была позднее отклонена, и поэтому в опубликованном тексте "Сильмариллиона" нет упоминания об основании поселений на Балар эльфами Гондолина.
[14] Леса Нуат не упоминаются в "Сильмариллионе" и не отмечены на сопровождающей его карте. Они простираются на запад от верхнего течения Нарога, до истоков реки Неннинг.
[15] Ср. "Сильмариллион", стр. 209-210: "Финдуйлас, дочь Короля Ородрета, знала [Гвиндора] и тепло приветствовала его, ибо до Нирнаэт она любила его, и Гвиндор был настолько влюблен в ее красоту, что назвал ее Фаэливрин, что означает отблеск солнца на водах Иврин".
[16] Река Глитуй не упоминается в "Сильмариллионе" и не названа на карте, хоть и показана на ней: приток Тейглина, впадающий в эту реку несколько севернее от того места, где в нее впадает Малдуйн.
[17] Эта дорога упомянута в "Сильмариллионе" на стр. 205: "Древняя дорога... что вела через длинную теснину Сириона, мимо острова, на котором стоял Минас-Тирит Финрода, через земли между Малдуином и Сирионом, и дальше, по краю Бретиля, к Перекрестку Тейглина".
[18] Gurth an Glamhoth - "Смерть Гламхот". Это название, хотя оно и не встречается в "Сильмариллионе" или в "ВК", было в Синдарин основным обозначением для орков. Смысл его - "шумная орда", "буйная толпа"; ср. меч Гандалва "Гламдринг", а также "Тол-ин-Гаурхот", Остров [толпы] Оборотней.
[19] Alae! ered en Echoriath, ered e'mbar nin! Echoriath: Окружные Горы [Encircling Mountains] вокруг равнины Гондолина (Эхориат); ered e'mbar nin: горы моего дома.
[20] В "Сильмариллионе" на стр. 200-201 Белег из Дориата говорит Турину (за несколько лет до времени, описанного в этом повествовании), что орки проложили дорогу через ущелье Анах, "и Димбар, который обычно был мирным, переходит под власть Черной Руки".
[21] По этой дороге Маэглин и Аредель бежали в Гондолин, преследуемые Эолом ("Сильмариллион", глава 16), а впоследствии Келегорм и Куруфин избрали ее, когда они были изгнаны из Нарготронда (там же, стр. 176). Только в данном тексте упоминается о том, что она продолжалась на запад, до древнего дома Тургона в Винйамаре у подножия горы Тарас, и она не отмечена на карте после пересечения у северо-западной оконечности Бретиля со старой южной дорогой в Нарготронд.
[22] Название "Бритиах" содержит элемент "брит" (brith) - "галька", как и название реки Бритон [Brithon] и гаваней Бритомбар [Brithombar].
[23] В параллельной версии этого эпизода, которая почти наверняка была отвергнута в пользу напечатанной, странники не пересекали Сирион через броды Бритиах, но вышли к реке за несколько миль к северу от них. "Они с трудом добрались до берега реки, и там Воронве вскричал: 'Взгляни, какое чудо! Это предвещает и доброе, и злое: Сирион замерз, хотя ни в одном сказании, с тех самых пор, как Эльдар пришли с востока, не упоминается о таком. Значит, мы сможем перейти через него, и это сбережет нам много долгих миль - слишком долгих для оставшихся у нас сил. Но также значит, что и другие могли перейти здесь до нас - или смогут следом за нами'". Они беспрепятственно перешли реку по льду, и "так замыслы Улмо обратили на пользу злобу Врага, ибо путь сократился, и, почти лишившись и надежды, и сил, Туор и Воронве наконец добрались до Пересохшей Реки у подножий гор".
[24] Ср. "Сильмариллион", стр. 125: "Но под горами был глубокий проход, что проделал впадавший в Сирион поток еще в те времена, когда мир пребывал в темноте; и Тургон нашел этот проход - и так вышел на зеленую равнину среди гор, и узрел возвышавшийся там холм из твердого и гладкого камня, подобный острову, ибо та равнина была в древние дни огромным озером".
[25] В "Сильмариллионе" не сказано о том, что великие орлы когда-либо жили на Тангородриме. В гл. 13 (стр. 110) написано, что Манве "отправил народ Орлов, приказав им жить на скалах Севера и наблюдать за Морготом"; в то время как в гл. 18 (стр. 154) Торондор "примчался от своего гнезда на вершинах Криссаэгрима", чтобы спасти тело Финголфина перед вратами Ангбанда. Ср. также "ВК", VI, 4: "Древний Торондор, который свил свои гнезда на недоступных вершинах Окружных Гор в дни юности Средиземья". По всей вероятности, версия о том, что Торондор сначала жил на Тангородриме, которую также можно найти в раннем тексте "Сильмариллиона", была позднее отброшена.
[26] В "Сильмариллионе" не сказано ничего особенного относительно речи Эльфов Гондолина; однако этот эпизод предполагает, что некоторые из них использовали Высокое Наречие (Квенйа) как обычную речь. В позднем лингвистическом эссе утверждается, что Квенйа был повседневным языком в доме Тургона, и что Эарендиль говорил на нем в детстве, но "для большинства эльфов Гондолина он стал языком книг, и, как и другие Нолдор, они обычно говорили на Синдарине". Ср. "Сильмариллион", стр. 129: после указа Тингола "Изгнанники приняли Синдарин как язык повседневного общения, а на Высоком Наречии Запада говорили только лорды Нолдор между собой. Тем не менее, это наречие всегда сохранялось как язык знания, где бы ни жил этот народ".
[27] То были цветы, которые в изобилии цвели на могильных курганах Королей Рохана возле Эдораса, и которые Гандалв назвал на языке рохиррим (как переведено на древнеанглийский) "симбель-мюнэ" [simbel-mynё], что означает "Вечнопомнящие", "ибо они цветут в любое время года и растут там, где покоятся мертвые". ("Две Башни", III, 6). Эльфийское название "уйлос" [uilos] приведено только в данном отрывке, однако это слово присутствует также в "Амон Уйлос" [Amon Uilos] - так квенийское название "Ойолоссе" [Oioloss?] ("Вечнобелоснежная", гора Манве) было переведено на синдарин. В тексте "Кирион и Эорл" (стр. 317) дано еще одно эльфийское название этого цветка, "алфирин" [alfirin].
[28] В "Сильмариллионе" на стр. 92 сказано, что Тингол вознаградил гномов Белегоста множеством жемчужин: "Их дал ему Кирдан, ибо они во множестве лежали на мелководье возле острова Балар".
[29] Эктелион из Дома Фонтана упоминается с "Сильмариллионе" как один из полководцев Тургона, которые прикрывали фланги войска Гондолина во время его отступления вниз по течению Сириона из Нирнаэт Арноэдиад {8}. Упомянуто также, что во время нападения на город он убил Готмога, Лорда Балрогов, но и сам был убит им.
[30] С этого места аккуратно написанная (хоть и сильно исправленная) рукопись прекращается, и остаток повествования торопливо набросан на клочках бумаги.
[31] Здесь повествование окончательно обрывается, и остаются только беглые наброски о том, что должно было произойти дальше:
Туор спросил название Города, и ему сообщили семь его названий. (Примечательно - и это, несомненно, сделано намеренно - что название "Гондолин" ни разу не используется в повествовании вплоть до самого конца (стр. 54): он всегда именуется Сокрытым Королевством или Сокрытым Городом). Эктелион приказал подать сигнал, и на башнях Великих Врат протрубили трубы, и эхо в горах вторило им. Когда все затихло, они услышали, как издалека, с городских стен, им отвечают трубы Города. Привели лошадей (серую для Туора), и они поехали в Гондолин.
Затем должно было следовать описание Гондолина - лестниц, ведущих на возвышенность, огромных ворот, насыпей (это слово неясно), на которых росли маллорны, березы и вечнозеленые деревья, Площади Фонтана, башни Короля на сводчатой галерее, дома Короля и стяга Финголфина. Затем появился бы сам Тургон, "самый высокий среди всех Детей Мира, кроме лишь Тингола", с бело-золотым мечом в ножнах из (слоновой?) кости, и приветствовал бы Туора. Справа от трона стоял бы Маэглин, а слева сидела бы Идриль, дочь Короля; и Туор произнес бы послание Улмо либо "во всеуслышание", либо "в зале совета".
Другие разрозненные примечания указывают на то, что должно было быть описание Гондолина (каким его издалека увидел Туор), что плащ Улмо исчез, когда Туор передал Тургону его послание, и что следовало объяснить, почему в Гондолине не было Королевы. Особо отмечалось бы - или когда Туор впервые взглянул на Идриль, или несколько ранее - что в своей жизни он знал (или даже видел) немногих женщин. Большинство женщин и все дети народа Аннаэля в Митриме были отправлены на юг, а за годы рабства Туор видел только гордых и грубых женщин Истерлингов, обращавшихся с ним как с животным, или несчастных рабынь, которых с детства заставляли работать, и к которым он испытывал лишь жалость.
Можно отметить, что позднейшие упоминания
о маллорнах, росших в Нуменоре, Линдоне и Лотлориэне, не
предполагают, но и не отрицают того, что эти деревья прижились в Древние
Дни в Гондолине (см. стр. 175-176), и что жена Тургона, Эленве,
сгинула задолго до описываемых событий во время перехода войска Финголфина
через Хелькараксе ("Сильмариллион", стр. 90).
{2} Он был закончен уже после смерти Толкина, и в некоторых его словарных статьях есть примеры из текстов Профессора.
{3} В "Неоконченные Сказания".
{4} Annon-in-Gelydh. В русском языке отсутствует звук, с помощью которого можно было бы точно передать произношение слова "Gelydh", и хотя в Первую Эпоху оно звучало бы скорее как "Гелюд", я взял на себя смелость передать название Врат Нолдор в более близкой мне гондорской форме.
{5} Т.е. 495-го года Первой Эпохи.
{6} Cirith Ninniach - "Радужное Ущелье". В "Поздней Квэнте Сильмариллион" (HoME, том 11) в тексте 11 "О Белерианде и его землях" есть следующий отрывок из описания карты Белерианда: "Ясно видимый разрыв в том потоке, что впадает в залив Дренгист, обозначает течение его под землей; это место называется "Аннон Гелид" (Annon Gelyd) - "Аннон-ин-Гелид" (Annon-in-Gelydh), "Врата Нолдор" в поздней истории Туора (UT, стр. 18). Ущелье Кирит Нинниах описано в той же самой работе (стр. 23). Верхнее течение потока обозначено очень слабо и неточно, однако кажется ясным, что этот поток берет начало в горах Митрима (там же, стр. 20)".
{7} В Приложении к "Повести о детях Хурина" (Narn i Chin Hurin) Кристофер Толкин отмечает, что "нигде не объясняется, почему Гельмир и Арминас были посланы Кирданом со срочным поручением в Нарготронд по всей длине побережья до залива Дренгист. Арминас говорит, что это было сделано для быстроты и секретности, но большей секретности можно было бы достичь, поднимаясь с юга по Нарогу. Можно предположить, что Кирдан сделал это в соответствии с указанием Улмо (чтобы Гельмир и Арминас встретили Туора в Дор-Ломине и провели его через Врата Нолдор), но это предположение нигде не встречается". Рискну высказать свое мнение и предположить, что так оно и было.