Он проснулся оттого, что дрогнула земля.

 Повернул голову и встревоженно посмотрел на жену. Она спала, и голубой лепесток луиниллэ трепетал у нее на губах.

 Оттого, что ритм его дыхания сбился, она открыла глаза. Смахнула с губ подарок ночного ветерка и встревоженно посмотрела на него:

 - Что с тобой?
 - Земля дрожит… Ты не чувствуешь?
 - Нет.

 Он недоуменно уставился на Амариэ. Еще один толчок встряхнул землю.

 - Тебе, наверно, кажется…
 - Да нет же, нет! Вот – чувствуешь? – По земле опять прокатилось эхо далекого сотрясения.

 Он приподнялся на локте. Сейчас проснется весь Тирион. Отца нет в городе, и к кому обратится испуганный город за утешением и защитой? Разумеется, к нему. Нужно будет что-то делать, успокаивать перепуганных эльфов, объяснять им, что происходит. Если бы он знал это сам… А земля дрожит все страшнее, и от каждого мучительного приступа дрожи почему-то все больше немеют руки.

 - Нет, я ничего не чувствую! – Амариэ смотрела на него с испугом. – Валар великие, Инголдо, что с тобой?

 Амариэ прижала его к себе. Только теперь он осознал, что конвульсии земли действительно отзываются в его теле.

 - Больно, - прошептал он.
 - Инголдо…

 Он прислушался, не слышно ли голосов, плача, шагов. Но была тишина.

 Он вздохнул:

 - Я не понимаю, что происходит, Амариэ…
 - Я тоже не понимаю, - сказала его жена. – Слышишь, город спит? Никто ничего не чувствует и не слышит.
 
 Еще несколько минут он лежал и слушал, как бьется в судорогах земля. В звездной тьме его глаза казались фиолетовыми, но он этого не знал.

 Дрожь земли начинала понемногу стихать. Он вздохнул, вытянулся и закрыл глаза, доверившись теплу любимых рук. И снились ему морские глубины, смыкающиеся над его головой.

 С ликованием встречает Валинор победоносные войска. С триумфом сходит Арафинве по трапу с флагманского корабля на причалы Альквалондэ. И приветствуют его родичи и друзья, Телери и Нолдор, и бросается к нему в объятия Эарвен…

 А у трапа стоит его сын, и в его потемневших глазах – вопрос:

 «Отец, что вы сделали с моей землей?»

 Старая женщина, подслеповато щурясь, тянется к волосам Арафинве.

 - Должно быть, такие же волосы были у государя нашего Фелагунда, - шамкая, говорит она.

 Арафинве с трудом понимает эту речь - язык Серых Эльфов в устах человеческой старухи еще более неузнаваем. Но смысл фразы доходит до него, и он вздрагивает.

 Старуха по-своему истолковывает его движение:

 - Ты не хочешь, чтобы я прикасалась к тебе, господин? Прости, - она смущенно убирает руку за спину. – И то сказать, я стара и уродлива, а ты – ты вечно юный. Наверно, все вы, эльфы, таковы. Правда, легенды говорят, что государь Фелагунд от стариков не шарахался…

 Арафинве смотрит на нее с ужасом.

 - Как твое имя? – выпаливает он первое, что приходит на ум.
 - Берет из Дома Беора, - скрипит старуха.

 Арафинве берет кинжал и отхватывает у себя прядь волос.

 - Возьми, Берет, - говорит он, протягивая ей сияющий локон. Старуха ошарашенно смотрит на змейку живого золота в руках эльфа. - Возьми…

 Старуха берет у него прядь волос и прижимает к щеке. На ее лице – блаженная улыбка.

- Должно быть, ты государю Фелагунду родней приходишься, - делает она вывод.
- Он мой сын, - отвечает Арафинве. Старуха поднимает голову, ее глаза сияют:
- Стало быть, ты и есть Финарфин?
- Да… - отвечает Арафинве, для которого все еще странно это имя. Берет улыбается беззубым ртом:
- Да благословит тебя Единый за твоего сына!

 Через несколько дней на том месте, где был последний из ладросских хуторов, разверзлась трещина. Эльфы из войска Арафинве успели спасти только молодую женщину с двумя детьми. Говорили, что старуха, хозяйка хутора, уже проваливаясь в трещину, в последний момент вытолкнула эту женщину из провала, крикнув «Я свое отжила, спасайте внучку!» Говорили, что в руках она держала прядь золотых волос…

 А вечером, лежа без сна в своем шатре, Арафинве слушал, как в наскоро возведенном шалаше юная аданэт поет своим сыновьям колыбельную. По меркам эльфов, да и людей тоже, она совсем не умела петь, и песня о том, как государь Фелагунд некогда впервые пришел к людям, звучала жалобно-беспомощно… Но перепуганные и усталые дети под материнский голос постепенно успокоились и заснули.
 

 Разноцветный мрамор выдержал напор огня, так что резные розовые филенки на белом фоне и темно-шоколадные волны, врезанные в кремовую облицовку, остались такими, какими они были много лет назад. Арафинве подходит к колонне и проводит рукой по резному мраморному фризу, гладя прихотливый узор.

 Под мягкими подошвами сапог шуршит пепел. Пламя факелов колеблется от сквозняка. Пройдет время, и сквозняки сотрут летопись его шагов. Но сейчас она ясно обозначается на засыпанном пеплом полу.

 И вдруг впереди мерцает свет. Свет – под землей? Арафинве спешит вперед, туда, куда не достают отблески факелов.

 Впереди - широкий дверной проем с остатками бронзовых ворот. Загадочный свет идет оттуда. Арафинве подходит к дверям, заглядывает в проем – и замирает в изумлении.

 Перед ним открывается громадная зала трапециевидной формы, уходящая в глубину горы. Вдоль боковых стен - ряды колонн с резными лазуритовыми капителями. Пол вымощен тем же узорным разноцветным мрамором, потолок украшен изразцами. У дальней стены стоит высокий мраморный трон, а над ним, на головокружительной высоте, в потолке пробито круглое отверстие. И даже гигантский пожар не не сумел уничтожить витража, рассеивавшего свет, падающий из этого колодца. В тронном зале погибшего подземного города сияет солнечный свет.

 «Финарато и под землю солнце привел,» - думает Арафинве и мысленно улыбается.

 И что с того, что пол испачкан и исцарапан, и под ногами вперемешку с грязью и слизью валяются груды оскверненных сокровищ?

 Арафинве аккуратно подходит к трону, стараясь не наступать на остатки пребывания дракона, и поднимает руки вверх, набирая в ладони свет подземного солнца.

 «Suilad, aran Felagund.»

 Ветер шумел в соснах. Где-то внизу ревел Сирион, вырывавшийся на простор из узкого ущелья.

 Арафинве стоял на вершине острова и смотрел, как первая поземка укрывает землю белым порошком. Острые снежинки бились об его сапоги и падали, выдохшись, к его ногам.

 Под поросшими пожухлой травой гребнями угадывались развалины крепости. За полторы сотни лет, прошедших после ее падения, остатки каменных стен затянуло дерном, и можно было разглядеть лишь общие очертания: вот здесь было левое крыло, вот здесь – главный зал, а здесь – парадный вход… Но Арафинве на развалины не смотрел.

 Прямо у него под ногами трава была зеленой и упругой, несмотря на декабрьские ветра. У его ног лежал простой серый камень. Он даже не был обтесан, но чьи-то руки когда-то выбили на нем изображение факела и арфы. За полторы сотни лет изображение успело слегка стереться.

 Арафинве присел на корточки и провел рукой по траве. Холодная, с острыми краями, до последнего сопротивлявшаяся ветру и зиме, трава льнула к его ладони с ему одному понятной нежностью.

 Он знал, что Финарато возрожден к жизни и ждет его в далеком Амане, но здесь это имело значение песни, спетой вчера. Король Нолдор Валинора стоял на могиле своего сына, умершего на этом острове полтораста лет назад.

 Арафинве упал на колени и прижался щекой к холодной, мерзлой земле.
 

 Земля разрывалась, как тонкая ткань, и уходила в глубины океана. Со стоном скрылся под зелеными водами Фарот, унося с собой чертоги Нарготронда. Гнулся и ломался, словно сухой ломоть хлеба, многострадальный Дортонион, где даже пыль имела привкус крови. И долго, долго держался над бушующей пучиной Тол-Сирион, так долго сражался с трещинами, разрывавшими его внутренности, так долго не хотел уходить…
 

 «Отец, что вы сделали с моей землей?»

 «Ее больше нет.»

 Финрод опустил голову, и золотая волна упала на его лицо.

 «Дам и я обет, и должен быть свободен, чтобы исполнить его и уйти во тьму. А от владений моих не останется ничего, что мог бы унаследовать сын.»

 Он знал, что так будет, но сейчас от этого не легче.

 Шум зеленых лесов Оссирианда… Отблеск факелов на стенах коридоров и залов Нарготронда… Брызги воды на берегах Тол-Сириона… Сосны Дортониона… Галечные пляжи Фаласа… Туманы Дориата…

 Все это теперь существовало только в памяти.

 На жемчужном причале Альквалондэ стоял король погибшей земли, и только  густые золотые волосы скрывали его слезы.

 Арафинве обнял сына и, никому не говоря ни слова, увел его с пристани.
 

 Звонко падают капли, собираясь у черешка листа. Из стены бьет родник, и брызги, отлетая от каменной поверхности, скапливаются в углублениях листьев вьюнка, покрывающего поверхность скалы.

 Король Нарготронда подходит к роднику и осторожно выпивает воду, собравшуюся в одном из листьев. Потом устраивается в траве у подножия скалы, достает нож и заготовку и принимается вырезать деревянную фигурку – модель для оформления одной из колонн.

 Мимо с веселым криком пробегает Финдуилас. Бледно-золотое облачко ее волос быстро скрывается в папоротниках. Раздосадованный Гвиндор го-Гуилин лезет в папоротники вслед за ней, и через некоторое время по их крикам становится ясно, что дети встретились среди листьев и теперь выясняют, кто же из них кого поймал.

 Ородрет оказался смелее многих. Женился на юной Айвенгиль, у них родилась дочь. Это в приграничном-то форте! Но Финрод уже убедился, что жизнь возрождается даже на пепелищах. А у Нолдор пока все благополучно, Осада держится уже больше ста лет, и непохоже, чтобы когда-нибудь она рухнула.

 Финрод любил дочь Ородрета, как свою, и радовался, когда она с друзьями приезжала погостить в Нарготронд. Но любовь к племяннице мешалась в его сердце с тоской. И не только потому, что его возлюбленная осталась за Морем.

 «Дам и я обет…»

 А теперь это – всего лишь память. Закончилась эпоха.
Финрод идет рядом с отцом, и блеск Валинора мешается с туманами воспоминаний.
 

 В комнате Арафинве весело потрескивает камин. На ковре у камина – графин вина и два бокала. Отец и сын сидят на ковре друг напротив друга.

 - Знаешь, отец, - говорит Финрод, - я чувствовал, как гибнет Белерианд. Я корчился вместе с ним, и вместе с ним уходил в пучину.
 Король отводит прядь волос с лица сына.

 - Я не удивляюсь этому, - говорит он. – Ты стал частью этой земли. Я узнавал творения твоих рук. Легенды о тебе звучали по всему Белерианду. В конце концов, там ты был похоронен.

 Финрод горько усмехается:

 - Земля, где мы похоронены, обречена была утонуть! Atarinya, или ты забыл о Роке Нолдор? Это он погубил Белерианд. Он губил все, к чему бы мы ни прикасались. Разве что песни оставались. Потому что было сказано: «И останутся ваши дела только в песнях…»

 Арафинве качает головой:

 - Я был там недолго, сын мой. Но я успел узнать, что твои дела остались не только в песнях. То, что сделал ты для Эдайн, осталось жить.

 Финрод грустно смотрит на отца:

 - Люди… Знаешь, отец, я почитал за честь учить их. Им дано больше, чем нам…
- Так вот, они помнят о тебе и благословляют твое имя на все лады. Да они меня благословляли только за то, что ты – мой сын!

 Лицо Финрода озаряет невольная улыбка:

 - Вот как? Значит, они помнят обо мне… Удивительно. Ведь среди них сейчас нет ни одного, кто знал бы меня. Прошло слишком много лет… Но я всегда поражался памяти людей. Они помнят то, что было за много-много поколений до них.
 - Они всегда будут помнить тебя. Знаешь, что поют о Берене и Лучиэнь?
 - Нет, - Финрод с интересом смотрит на отца.
 - Что род их никогда не прервется. И всегда будут происходить из того рода мудрые и достойные людские правители. А то, что ты умер во имя любви Берена и Лучиэнь, знает каждый ребенок из Эдайн. Твое кольцо сейчас у Элроса, сына Эарендиля, избравшего долю Людей. Сын, тебе не кажется, что ты оказался сильнее рока Нолдор и сумел сделать то, что осталось не только в песнях?..

 - Я видел Артанис, - говорит король. На лице Финрода вспыхивает радость:
 - Она жива!
 - Жива. Но возвращаться на Эрессеа она отказалась. Даже тогда, когда я сказал, что ты вернулся… она призадумалась, но лишь на мгновение. Она просила передать тебе, что любит тебя.

 Финрод молчит. Перед его глазами встает образ сестры. Она стоит на побережье, которого он никогда не видел. Ее глаза глубоки, как никогда, а губы шевелятся в неслышимом обещании. Осанве или Искусство? Сейчас это не имеет значения. Финрод понимает, что говорит ему сестра.

 «В потоках Времени, брат мой, рифмуются наши строки. Я горжусь тем, что я – сестра Короля Фелагунда. Ты знаешь, что такое гордость Нолдор.»

 - Она вернется, - слова звучат эхом провидения. – Ей многое предстоит сделать…
 - Там? В тех землях? – удивляется Арафинве. Он успел понять, как можно было жить в Белерианде – там была душа его народа; но Эриадор кажется ему диким и чуждым. Что сможет там сделать его дочь? Разве что вырастить несколько деревьев, милых ее сердцу, и жить в иллюзии того, что она дома…

 За спиной Артанис поднимаются горы, которые Финрод узнает. Что это строится там? Должно быть, гавань. Новая гавань на новом побережье. И кажется ли ему, или он и вправду узнает среди строителей Кирдана и Келеборна?

 - В тех землях, - отвечает его сын. – Она научилась их понимать, она взяла в мужья сына Срединных Земель, она теперь – плоть от плоти их. Мне никогда не вернуться туда - но она закончит то, что начал я.

 Они молча пьют вино. Потом Финрод говорит:

 - Я бы хотел с утра пойти покататься верхом. Я вернусь дней через пять-шесть.

 Отец кивает и достает из настольного ларца свиток и небольшой шитый золотом шелковый мешочек:

 - У меня тут вести для Эарендиля и Эльвинг от их сыновей. Не согласишься ли отвезти?
 - Конечно, - улыбается сын.

 Нет смысла смотреть на восток – линия горизонта больше не скрывает любимых земель.

 Куда же смотреть теперь?

 Через полчаса, когда Анар осветила верхушки деревьев, вдалеке раздался топот копыт. Вскоре перед принцем Тириона встал гигантский рыжий конь. Финрод молча прижался щекой к горячей огненной шее.

 Лауренаро понял, что у его друга грустное настроение, и не стал привычно насмехаться над ним. При всей вредности характера Лауренаро был хорошим другом и знал, что для его друга-эльда конная прогулка, особенно такая, какую мог устроить только конь из табунов Оромэ – хорошее средство от печали.

 Скоро уже мили с огромной скоростью летели назад. Ровный ритм скачки успокаивал, а напоенный ароматами воздух и солнечные лучи отогревали и смягчали душу. Финроду становилось легче.

 Как ни странно, он начал ощущать некую внутреннюю цельность. И только теперь осознал, что ему ее не хватало с тех пор, как он вернулся из Чертогов Ожидания.

 Любимая земля ушла под воду. И вместе с нею ушло под воду то, что привязывало его к землям, которые он любил и в которых умер.

 На свете больше не было Нарготронда, Оссирианда и Дориата. Не было земель, в которые он стремился бы, зная, что туда возврата нет. Как ни горько было это осознавать, но теперь из существующих земель ему были дороги лишь те, в которых он жил и в которые мог прийти. А то, что звало и мучило роковой безнадежностью - осталось только в памяти.

 Больше не было мучительного моста любви, соединявшего – и разделявшего – две половинки его души. Он снова стал единым целым, но иным, не таким, каким он был в землях Белерианда.

 Короля Фелагунда больше не было.

 Кто же он теперь?

 Этого он еще и сам не знал. И не хотел об этом думать. По крайней мере, сейчас, погрузившись в скачку, отдавшись ритму и ветру и наслаждаясь стремительным полетом коня.
 

 Эарендиль держал в руках послание от Элронда и Элроса. Мелкие строчки знаков разбежались по желтоватой поверхности свитка.

 - Значит, мы больше никогда не увидим Элроса? – спросила Эльвинг.
 - Как знать, - ответил Небесный Мореход. – Возможно, в Арде Возрожденной…

 Эарендиль оглянулся на автора понятия Арды Возрожденной, который стоял тут же, прислонившись к стене.

 - Знаешь, лорд Финрод, - с усмешкой сказал он, - ты придумал отменную замену для понятия «никогда». Можно считать, что «никогда» уже не существует – говори «в Арде Возрожденной», и смысл будет тот же, но звучит куда веселее.

 Финрод оттолкнулся от стены и выпрямился.

 - «Никогда» существует по-прежнему, Эарендиль, - ответил он. – Тех, кого мы обретем там, мы не потеряем больше никогда.

 Эльвинг моргнула и улыбнулась сквозь слезы. Эарендиль нахмурился было, но тут же тоже заулыбался.

 - Что до Элроса, - продолжал Финрод, - то Валинор не закрыт более. И если Людям заказан путь сюда, то вам - и тебе, Эарендиль, первому - дорога в Средиземье открыта.

 Эарендиль посмотрел на Финрода так, как будто тот только что произнес откровение. Да так оно и было.

 - А ты? Ты вернешься туда?

 Финрод покачал головой:

 - Нет. Мне некуда возвращаться. Я буду ждать сестру.
 - Она обещала скоро приехать? – удивленно спросила Эльвинг.
 - Нет, - ответил сын Финарфина. - Но когда-нибудь она вернется. И я должен ее дождаться.

 Занималось утро.

 Лауренаро стоял у кромки воды. Финрод сидел у него на спине и смотрел на восток.

 «Благодарю тебя за все,» - прошептал он, обращаясь к погибшей земле, и протянул к ней руки.

 Из-за горизонта поднялось громадное солнце и согрело его ладони.
 

Благодарю всех, благодаря кому я смогла написать этот рассказ:

Алекса – за то, что верил;
Альдару – за все;
Юлиана – за образ Арафинве, отца;
Третий Дом, и прежде всего нижегородцев – за то, что они есть;
Лору – за то, что ждала;
Всех тех, кто причинил мне достаточно боли, чтобы ее хватило на написание этого рассказа.

 

Эйлиан      архив      на главную